Я говорю о Мартине. Потому что пока его усталая одиннадцатилетняя дочь с разбитым сердцем спала в соседней комнате в чужой постели, Мартин, сидя рядом со мной на диване, сказал:
— Я не гожусь кому-то в родители. Никогда не годился. — Он аккуратно снимал себя с крючка, при этом даже ничуть не помяв свою английскую рубашку, сшитую на заказ.
Вот только я не могла это так оставить. Я могла бы восхититься его прямотой, я могла бы заглотнуть этот долгожданный кусочек душевного откровения, почувствовать его сладость на языке и продолжать жить дальше. Было бы так легко пропустить это мимо ушей, но я не могла.
— В отцы, — сказала я.
— Что?
— Не годишься в отцы. Ты сказал «родители», — объяснила я.
— Какая разница? Какое это имеет значение? — спросил он упавшим голосом. Я снова вспомнила песню Шейлы Е.: «Если ты должен спросить, если ты не можешь себе позволить…» Я сдержалась и не пропела эти слова, за что мысленно записала себе несколько жалких плюсов.
— Может быть, ты делаешь свое дело не потому, что ты для этого создан. Может быть, ты это делаешь потому, что твой ребенок в этом нуждается. — Сказала я. Последовала длинная пауза.
— Мы с тобой еще мало знаем друг друга, Корнелия. Но между нами что-то есть. Я так думаю. Во всяком случае, я бы не стал делать о тебе поспешные выводы. Я бы сначала все взвесил. А ты не могла бы поступить со мной так же? — Голос у него был тихий.
А он мог бы сказать мне: «Тебе тридцать один год, ты не замужем, детей нет, менеджер в маленьком кафе. И ты не знаешь, что значит быть родителем». Или: «Наверное, приятно сидеть на таком высоком моральном пьедестале, Корнелия. Там чистый воздух. Все недостатки других людей прекрасно видны оттуда».
Но он был нежен и печален и куда более справедлив, чем я заслуживала, и, несмотря на обиженного ребенка, спящего в соседней комнате, я хотела быть с Мартином и все еще не потеряла надежды. Я хотела, чтобы наша взаимная любовь состоялась. Кроме того, знала, что все, чего он не сказал, хотя мог бы, было вполне справедливо, и мне стало совестно. Могу ошибаться, но я не выношу, когда поддерживаю неправого.
— Извини, Мартин, — сказала я. — Мне очень жаль, и ты прав, я могла бы сделать то же. — Слезы навернулись мне на глаза, я взяла его руку и поцеловала ее. — Но уж раз мы заговорили о нас, хочу спросить (заткнись, заткнись, заткнись, Корнелия), почему ты мне ничего не сказал о Клэр? — Милостивый Боже, неужели я никогда не научусь держать язык за зубами? Неужели это невозможно?
И тут я увидела этот изумленный, незащищенный взгляд на его лице. Этот взгляд говорил: «Я не рассказал тебе о Клэр, потому что мне не пришло это в голову, потому что мне это не казалось достаточно важным, чтобы об этом говорить». Все еще не спрятав это выражение, Мартин начал:
— Я не знаю. Я не думал, что это… — и слово так и повисло в воздухе — слово «важно». Я его видела своими глазами — черное, рваное. Но Мартин быстро опомнился.
— Я хотел тебе сказать. Правда, хотел. Но у меня почему-то не получалось. Как ты уже догадалась, у нас с Клэр были сложные, не слишком хорошие взаимоотношения. Может быть, я боялся, что ты от меня сбежишь.
Ответ был удачным. На «отлично», великолепный ответ. Он ведь признавался в своей уязвимости, разве я не этого хотела? Еще он сознавался, что хотел бы удержать меня, — и этого я хотела тоже, верно? Но он опоздал со своим признанием. Я уже успела заглянуть за занавес, на маленького манипулятора, который прятался за большим Мартином.
Мне нужно будет об этом подумать, определенно нужно будет подумать. Но хотя мне это и нелегко дается, я могу закрыть глаза на жестокую правду, во всяком случае, на время. А Мартин, способный спрятать мысль о своем ребенке, как старые ключи, был как раз такой правдой, для которой существовало слово «потом». Кроме того, мне предстояло решить более срочные вопросы. Факты таковы: никогда раньше ни один ребенок не спал в моей постели. Вчера — никакой маленькой девочки. Сегодня утром — никакой маленькой девочки. А теперь там была маленькая девочка, там была Клэр.
— Что ты собираешься делать, Мартин? Для Клэр? — спросила я.
— Ну, — Мартин сразу стал деловым, — нам нужно найти Вивиану, разумеется. Я сообщу в полицию о пропавшем человеке. Знаю, я обязан это сделать. Если Клэр права и Вивиана больна, или у нее какой-то приступ, она может быть в опасности. Знаешь, я хотел сразу позвонить в полицию, но что-то меня остановило. Возможно, у Вивианы могут быть большие неприятности из-за того, что она бросила Клэр. Юридические неприятности. Могут быть далекоидущие последствия. Более того, Вивиана довольно известная личность в светских кругах города. И ей, и Клэр будет трудно, если об этом станет известно. Клэр нужна ее мама. Нужно, чтобы ее жизнь вернулась в нормальную колею как можно скорее. И чем быстрее, тем лучше.
«Для тебя лучше», — подумала я без всякого сочувствия.
— Вот я и сделал довольно смелый шаг и нанял частного сыщика, — объявил Мартин.
— В самом деле? — спросила я, сразу вспомнив про Сэма Спейда, Филиппа Марлоу и даже типов из черных фильмов, к которым подходило определение «жесткий». Когда я посмотрела на него, обычно холеный, безукоризненно аккуратный Мартин показался мне слегка потускневшим и погрубевшим. Меня это заинтриговало.
— Хорошая детективная фирма, с прекрасной репутацией. Они назвали мне детектива, к услугам которого неоднократно прибегали и остались очень довольны. Конечно, само задание связано с определенной деликатностью, но фирма обещает строгое соблюдение тайны. Как ты думаешь, я правильно поступил? — Я поймала себя на том, что мне снова понравилось, как нравилось и раньше, что Мартин интересуется моим мнением — как будто мой вклад будет невероятно важен.
— Наверное, — сказала я. — Если этому агентству действительно можно доверять. — Но я не была уверена, совсем не уверена. Как я уже говорила, я дочь своей матери, а моя мать — самая осторожная и законопослушная на свете. Она никогда не обратится к частному детективу, сыщику или кому-нибудь еще. Она обратится к властям, куда положено, и пусть карты падают так, как повелит судьба. Вот так и меня воспитывали. Но когда у тебя в голове все перепуталось, лучше держать подобные знания при себе. Клэр была нужна ее мать, и, следовательно, все действия должны быть направлены на то, чтобы они снова были вместе.
— Но тем временем… — начала я, потому что до того, как Мартин выступил с идеей частного детектива, я не думала о поисках Вивианы. Я думала только о девочке в шубе, лежащей на кровати, которая, дай Бог, проснется после того, как ее мать вернется домой. Я была уверена, что она обязательно вернется. — Что насчет Клэр?
Мартин совсем растерялся.
— Я не… Я не знаю. Не знаю, что делать. Ей ведь нужно… — Он замолчал. Затем морщины на лбу разгладились. Он взял с пола рюкзак и протянул мне. Он был от Л.Л. Бин, двух оттенков розового цвета, к карману пришита этикетка со словом «Клэр». — Она оставила это в машине. Может, там есть то, что ей нужно.
