— Все по плану. Я уже говорил, что сначала события будут развиваться медленно. Противник ещё не пришел в себя от изумления. Но скоро они опомнятся и начнут действовать по нашему плану.
Стивер удослетворенно кивнул.
Он простодушный человек, — подумал Райдер, — хороший солдат. Дела могли идти хорошо или не очень, но он в любом случае выполнит свою задачу. Стивер не требовал никаких гарантий. Он использовал шанс и принял бы любой исход не потому, что был игроком, а потому что его простой ум прекрасно понимал, о чем идет речь. Либо жить, либо умереть.
Райдер прошел вперед. Пост Стивера в центре вагона был свободен, Уэлкам стоял, широко расставив ноги, а пассажиры старательно смотрели в другую сторону. Лонгмен, расположившийся в углу между аарийным выходом и дверью в кабину машиниста, также старался избегать его взгляда. Стрельба привела его в ужас. Он в самом деле был близок к панике, когда во время стрельбы барабанил кулаками в дверь кабины. Райдер сам слышал выстрелы, приглушенные изоляцией кабины, но не обратил на них внимания, точно также как не обратил внимания на стук Лонгмена, пока не закончил разговор с центром управления. Выйдя из кабины и столкнувшись лицом к лицу с Лонгменом, он тотчас понял его состояние. Его удивило, как много можно прочитать на лице сквозь нейлоновую маску.
Райдер встал слева от Уэлкама и без всякого вступления заговорил.
— Кое-кто из вас хотле узнать, в чем дело. — Он выдержал паузу и проследил, как пассажиры повернулись к нему, некоторые — с тревогой и опасением, другие — удивленно. — Дело в следующем: вы — наши заложники.
Раздались стоны и сдавленный вскрик матери двоих мальчиков, но большая часть пассажиров восприняла новость спокойно, хотя некоторые и обменялись вопросительными взглядами, словно не были уверены, как поступить, и нуждались в руководстве. Казалось, только воинственный негр и хиппи остались безучастными. Правый глаз негра, видневшийся над окровавленным носовым платком, смотрел по-прежнему жестко и равнодушно. Хиппи все также блаженно улыбался, глядя на загнутые носки своих башмаков.
— Взятие заложников, — продолжал Райдер, — представляет определенную форму временного страхования. Если мы получим то, чего хотим, вас освободят и никто не пострадает. А до тех пор вы должны точно выполнять все, что будет сказано.
Элегантно одетый старик спокойно поинтересовался:
— А если вы не получите то, чего хотите?
Другие пассажиры старались не смотреть на старика, всем своим видом показывая, что не хотят считаться его соучастниками; он задал вопрос, на который никто из них не хотел получить ответа.
— Мы надеемся, что все будет улажено, — пожал плечами Райдер.
— И чего вы хотите? — спросил старик. — Денег?
— Хватит с тебя, дед, — буркнул Уэлкам. — Заткнись.
— А что ещё мы можем требовать? — ответил старику Райдер и усмехнулся под нейлоновой маской.
— Так. Деньги. — Старик, как бы в подтверждение, кивнул. — А если денег не дадут?
— Старик, ведь я могу тебя заткнуть, всадив пулю прямо в твою болтушку, — не выдержал Уэлкам.
Старик повернулся к нему.
— Друг мой, я просто задаю несколько существенных вопросов. Ведь все мы разумные люди, не так ли? — Он повернулся к Райдеру. — Если вы не получите денег, то убьете нас?
— Мы получим деньги, — заявил Райдер. — Что же касается вас, всех вас, мы не колеблясь перебьем вас, если вы станете вести себя не так, как надо. Имейте это в виду.
— Хорошо, — кивнул старик. — Послушайте — так сказать не для протокола, это простое любопытство, — какую же цену вы запросили? Не могли бы вы сказать мне по секрету? — Старик осмотрел вагон, но не нашел поддержки и рассмеялся в одиночку.
Райдер прошел в головную часть вагона. Лонгмен шагнул вперед и оказался перед ним.
— Отойди назад, — велел Райдер. — Ты стоишь на линии огня.
Лонгмен отшатнулся в сторону, потом вытянул вперед шею и прошептал:
— Мне кажется, там сидит полицейский.
— С чего ты взял? Кого ты имеешь в виду?
— Посмотри сам. Ты когда-нибудь видел человека, больше похожего на полицейского?
Райдер подошел к мужчине, на которого указал Лонгмен. Тот сидел рядом с хиппи, — крупный плотный парень с тяжелым флегматичным лицом, говорившем об упрямстве и силе. Он был в твидовом пиджаке и мягких кожаных мокасинах, мятую рубашку украшал грязноватый галстук сомнительного вида. Мужчина не слишком стремился поддерживать бравый вид, но это ничего не значило; никого не волновало, как должен одеваться детектив.
— Давай его обыщем, — прошептал Лонгмен. — Если он коп и у него есть пистолет... — Его шепот сорвался на хрип.
Когда несколько недель назад возник вопрос о возможном обыске пассажиров, они приняли решение этого не делать. Шансов, что у кого-то окажется оружие, были незначительны, и только полный идиот мог бы пытаться им воспользоваться против такого количества тяжелого оружия. Что же касается ножей, вероятность их найти была гораздо больше, но серьезной угрозы они не представляли.
Человек явно был очень похож на отставного полицейского.
— Ладно, — решил Райдер, — прикрой меня.
Когда он шагал по проходу, пассажиры чересчур старательно убирали ноги и старались отодвинуться от него подальше.
Райдер остановился перед мужчиной.
— Встаньте.
Не спуская внимательного взгляда с лица Райдера, тот медленно поднялся. Сидевший рядом хиппи старательно чесался под своим пончо.
Том Берри
Том Берри уловил произнесенное шепотом слово "обыск". Зафиксировал он его, как профессиональный термин, хотя на обычное слово не обратил бы внимания. Высокий мужчина, явно вожак, казалось, изучал его, взвешивая в уме предложение шептавшего сообщника. Жар волной прокатился по телу. Каким-то образом его вычислили. Тяжелый "Смит и Вессон" 38-го калибра с массивным двухдюймовым стволом уютно лежал у него на поясе под пончо, касаясь голой кожи. И что же теперь делать?
Искать ответ приходилось срочно, понять возможные последствия было несложно. В результате воспитания, образования и данной присяги оружие для него стало священным предметом, и никому он не позволил бы его забрать. Он должен защищать его, как защищал бы собственную жизнь; это и была его вторая жизнь. И не отдать его — значит, выказать себя трусом, любой ценой старающимся сохранить свою первую жизнь.
Ну, что же, пусть он трусо. Но он готов был отдать и револьвер, и патроны, и при этом и пальцем не шевельнуть для того, чтобы, как говориться, защитить свою честь. После этого его могли связать, но вряд ли стали бы делать что-нибудь еще. Не было смысла убивать его обезоруженного. Полицейский без оружия никого не пугает, а только смешит.
