хочешь с ней жить?
— Хочу…
— В чем же дело? Чтобы она отменила первое решение, надо предложить ей второе — равнозначное. Хотя что-то мне подсказывает…
— А это мысль! — оживился Дольников. — Предложение. Как это я сам… С Ириной у меня все кончено, жить я собирался с Дианой. Так почему не как с женой?
Он посмотрел на Верховцева расширившимися глазами, но тот на всякий случай ничего не ответил.
— Да, — вдруг вспомнил Олег, — но у нее отношения с этим… Максом. Где гарантия, что, приняв мое предложение, она не перестанет встречаться с ним?
— Как же с тобой сложно, — заметил Вадим.
— И Диана так говорит…
— Ты все-таки реши, чего тебе хочется больше.
— Да я и сам понять не могу!
— Я заметил.
Верховцев снова разлил коньяк.
— Хочу, чтобы было как раньше. Никакого Макса, а только я и она.
— А ты его видел? — спросил Вадим.
— Кого?
— Ну, Макса этого.
— Нет.
— А не любопытно посмотреть? Соперник все-таки.
— Не знаю… Она говорит, он марафоны бегает.
— Выносливый, значит, — усмехнулся Вадим.
Олег задумался. Верховцев ему не мешал. Срочно вызванный сегодня для «серьезного разговора», он примчался по первому зову. И вот уже битый час выслушивал жалобы друга, сочувствуя, сердясь и всеми силами желая хоть чем-то помочь. Больше всего ему хотелось позлорадствовать в духе «а я тебе говорил», и Дольников отлично это понимал. Но в том-то и дело, что Верховцев ни при каких обстоятельствах не мог позволить себе подобного, и это тоже было известно Олегу. Потому они и были друзьями, и могли пить коньяк, глядя в глаза друг другу, и разговаривать обо всем на свете, как это было уже сотни раз, и будет еще столько же — до самой смерти.
— А я боялся, что это ты уведешь ее у меня, — сказал Олег, выпив коньяк.
— Да ну, — не удивился Верховцев.
— А что, скажешь, ты не положил на нее глаз?
— Этому больше не наливать…
— Вы все на нее таращитесь. Так бы и сожрали, сволочи!
— Надень на нее паранджу.
— Дурак.
— От дурака слышу.
Олег взял телефон, набрал номер Дианы.
— Абонент недоступен, — с кривой ухмылочкой сообщил он Вадиму, со стуком отбрасывая телефон.
Вадим сделал успокоительный жест официанту.
— А знаешь, чем она сейчас занимается? — спросил ядовито Дольников. — Чем они сейчас занимаются?
— Олег, — спокойно сказал Верховцев. — Если ты будешь все время об этом думать, у тебя лопнет мозг.
— Он уже лопнул!
— Брось.
— Пошлю я ее к черту, — сказал Дольников. — И на этом все закончу.
— Я был бы счастлив, если бы ты это сделал, — ответил ему Вадим. — Но ведь не сделаешь.
— Ты меня плохо знаешь.
— В том-то и дело, что хорошо.
— Хватит умничать уже! Писатель…
Встреча закончилась тем, что они разругались вдрызг, и Дольников поехал к себе, злясь на Вадима и на себя, совершенно не понимая, как жить дальше.
В этом плохо управляемом настроении он пришел на следующий день на работу, и впервые за все годы содрогнулся от той мерзкой рутины, которая его ожидала, и от которой нельзя было ни сбежать, ни спрятаться.
Хуже всего, что Диана была абсолютно спокойна. Если бы она нервничала, переживала, терзалась чувством вины, Дольникову было бы легче, и он мог проявить некую положенную его возрасту мудрость, играя роль арбитра в чужом споре. Но она ничем не терзалась. Ей было хорошо, и взгляд ее по-прежнему был ясен, а улыбка — весела и белозуба. Она все решила, все роли были ей понятны и предсказуемы, и жизнь ее в этом мире текла безоблачно, как у бабочки, порхающей с цветка на цветок.
— Нам надо поговорить, — хмуро сказал ей Дольников.
— Хорошо, — кротко откликнулась Диана.
— Вечером. У меня.
— Хорошо… — голос ее дрогнул.
— Тебя что-то не устраивает?
— Нет… Может быть, куда-нибудь сходим?
— В другой раз.
— Поняла.
Олег подозрительно посмотрел на нее.
— У тебя были другие планы?
— Не было у меня никаких планов! — засмеялась Диана.
— Все, иди, у меня работы много.
— Ладно…
Он грубил, как школьник, но ничего не мог с собой поделать. Его бесила ее улыбка, голос, а смех раздражал так, что хотелось заорать в ответ. Понимал, что ведет себя глупо, что должен быть спокойным и, желательно, ироничным, но ему никак не удавалось привести мысли в порядок и обуздать свои чувства.
Совет Вадима прочно засел в голове. Конечно, он думал о Диане как о будущей жене! Но это были мысли скорее отвлеченного порядка, и возможность женитьбы виделось ему лишь в далекой перспективе, не более того. В настоящем же собирался просто жить с очаровательной девушкой, дарить ей свою любовь, наслаждаться ее обществом и отдыхать от более сложных обязательств.
Выяснилось, что избежать этих обязательств нельзя. Надо было или принять их немедленно, или отказаться от Дианы.
Вариант, предложенный ею, его не устраивал. Он прислушивался к себе и так, и эдак, пытался убедить, что Диана всегда будет к его услугам, так даже лучше — и рыбку съел и ног не замочил, надо быть циничным и твердым, идти в ногу со временем… Ничего не получалось. Стоило ему представить ее в объятиях другого, он замирал, весь цепенея, челюсть выдвигалась вперед, а мир вокруг ощутимо начинал вибрировать.
«Я влюбился! — потрясенно признался себе Дольников. — Кошмар. Только этого на старости лет не хватало! И что мне делать с этой любовью? Да, звать замуж. Ничего другого не остается».
До этого о большой любви Олег всерьез не думал. Не считал свои чувства к Диане «той самой» любовью. Часто говорил, что любит ее. Но это были слова, не более, которые следовало произносить в нужный момент, в знак благодарности или поощрения. В себе ощущал лишь глубокую нежность, страшную тягу и способность к неожиданным поступкам.
Оказалось, это и была любовь! Вдруг стало ясно, что он жить не может без этой девчонки, и она нужна ему целиком, безраздельно, днем и ночью, круглые сутки и всю жизнь. И врать себе на это счет бесполезно. У него был опыт жуткой влюбленности, он помнил ее удушающие симптомы и с ужасом понимал, что сейчас все они налицо. Вдобавок, отягчены возрастом, подсказывающим, что ничего подобного в его жизни больше не произойдет. Вряд ли когда-нибудь его полюбит юная и прекрасная девушка, причем совершенно бескорыстно. И это было дороже всего. Он не хотел лишиться ее любви, не мог растоптать этот драгоценный дар в себе, и потому должен был сделать все возможное, чтобы она осталась с ним.
Когда приехали на Кедышко, Олег вдруг растерялся. Некстати
