несовпадение этих правд усложняет жизнь только ему, и никому больше.
— Пока.
Диана посмотрела ему в глаза тем долгим, особенным взглядом, который преследовал его во сне.
Олег подумал, что сейчас она выйдет, сядет в такси и поедет к этому своему Максиму. И проведет с ним ночь, а он до утра будет вертеться на скрипучем диване и казнить себя за то, что не удержал ее.
— Диана!
— Что? — с готовностью откликнулась она.
Он сделал короткий шаг ей навстречу. И не успел опомниться, как она уже обнимала его, и губы ее прижимались к его губам. Тот зов, который он ощутил, вдруг наполнил его таким острым и нетерпеливым желанием, что Дольников, уже ни о чем не думая, обнял ее и потянул к дивану.
«В конце концов, я у нее был раньше, — успел подумать он. — А значит, имею право…»
Они лежали на смятых простынях, глядя на косые лучи солнца, пробивавшиеся сквозь тюлевую занавеску.
— И как же мы будем теперь? — спросил Олег.
— Так и будем, — ответила Диана. — Разве тебе плохо?
— Хорошо…
— Вот.
Дольникова передернуло от этого торжествующего «вот». Казалось, она упивается своей победой.
— Вы еще не подавали заявление в загс? — спросил он, помолчав.
— Нет.
— Может, не стоит торопиться?
— Посмотрим. Макс хочет побыстрее.
«Макс хочет», — с непривычно сжавшимся сердцем подумал Олег.
— Он, правда, тебя любит?
— Еще как, — улыбнулась она.
— Я его понимаю.
Диана улыбнулась еще шире.
— Ты такой милый.
— У тебя все милые.
— Ну да, — засмеялась Диана. — Все милые.
Олегу захотелось ударить ее.
— Ты останешься до утра?
— Да. Ты ведь не против?
— Не против.
Он поднялся с дивана, начал одеваться. Почему-то оставаться с ней в постели дальше ему не хотелось.
— Давай поедим, — сказал он. — Страшно хочется есть. Я там кое-что купил, отпраздновать новоселье. Ты мне поможешь?
В одно мгновение Диана спрыгнула с дивана.
— Конечно!
Предвечерний свет, наполнивший комнату, делал ее обнаженное, полупрозрачное тело похожим на призрак какой-то грозной красавицы из поэм и сказок.
«Ведьма», — подумал Дольников, глядя на нее.
Ничуть не стесняясь своей наготы, она, пританцовывая, облачалась и что-то напевала под нос. При этом так нежно улыбалась Олегу, что он уже ни о чем не думал, а желал только одного: любоваться ею вечно, а дальше будь что будет.
Но в глубине души все-таки ощущал легкий стыд: слишком быстро он изменил своим принципам. И еще его коробило при мысли о том, что к этому прекрасному телу, принадлежащему до сих пор только ему одному, прикасаются руки другого мужчины. Смириться с этим, чувствовал, будет труднее всего. Но пока что Диана находилась рядом с ним, была послушна и нежна, поэтому думать о ее неверности и — что там скрывать — предательстве, себе благоразумно запретил, по крайней мере на этот вечер. Насколько хватит выдержки, он не знал. Но вино было так восхитительно, а Диана так весела, что на дурные мысли у него не хватало мужества. Они вернутся, он не мог этого не понимать. А вернувшись, уже останутся с ним навсегда — и надеяться на другой исход было бы глупо.
Глава пятая
«Почему я не рассказал ей обо всем еще в пятницу? — поминутно спрашивал себя Дольников, не в силах сосредоточиться на чем-либо другом. — Если бы я сказал прямо о том, что хочу расстаться с женой и снять квартиру, а не разводил какие-то секреты и «сюрпризы», она, возможно, и не приняла бы предложение этого болвана. Макс! — фыркал он. — Жених нашелся! Ни сном ни духом, а тут — жених. С ума сойти… Нет, но разве я мог подумать? И она молчала, ни словечком не заикнулась… Впрочем, она говорит, что сама не ожидала… Не ожидала, а вариант рассматривала. Да еще как внимательно! И потом, как странно вела себя в пятницу. Сама не своя была. Смайлик тот с улыбкой… Она все знала! Соврала, что родственников ждет, а сама к свиданию с Максом готовилась. Женишком! Нет, ей верить нельзя. Сказать негодяйке, что все кончено, пожелать счастья в семейной жизни и — пока, пока… Нет, но почему я не рассказал ей обо всем в пятницу?!»
Работа валилась из рук, ничего не хотелось делать, и только силой привычки Олег управлялся с текущими делами, проклиная их и дожидаясь, когда они, наконец, иссякнут, и можно будет заниматься тем, что творилось в душе.
Оказалось, он страшно старомоден. Тот вариант, который предлагала Диана, его не устраивал. Он, видите ли, не мог делить любимую женщину ни с кем другим. И потому не видел иного выхода, кроме немедленного разрыва.
«Ждать, когда она из одних объятий перейдет в другие, из моей постели в его и наоборот? Худшего позора не придумать. Или плюнуть на все условности и пользоваться тем, что само идет в руки? Гадость какая. Не с моим воображением… Нет, но как она могла? И с ним, и со мной. И, похоже, давно… Хороши нравы у нынешней молодежи. Впрочем, ничего нового…»
— Понимаешь, — говорил он вечером Вадиму, — и при этом у нее такие ясные глаза…
— Девочка устраивает свою судьбу, — отвечал Верховцев, с сочувственной улыбкой глядя на Олега. — Что тут особенного?
— Ненавижу, когда ты так улыбаешься.
— А чего бы ты хотел? Чтобы она отказала этому парню?
— Конечно!
— Дурак. Хорошо, хоть она умница.
Верховцев разлил коньяк, бесшумно поставил бутылку на место. Олег сидел напротив него, разложив локти на столе, и тупо пялился в столешницу, точно хотел найти там ответы на мучившие его вопросы.
— Давай выпьем, — сказал ему Верховцев. — Тебе надо успокоиться.
— И квартиру, главное, снял! — не слушал его Олег.
— Дважды дурак, — спокойно констатировал Вадим.
— И Ирине все сказал.
— Трижды.
Дольников свирепо посмотрел на друга.
— Впрочем, нет, — задумчиво сказал тот. — Здесь ты не дурак, а чистой воды идиот.
— Вадим!
— Нет, ну кто так делает? Все с ног на голову.
— Я так делаю, — угрюмо пробормотал Олег.
Он поднял рюмку с коньяком и молча выпил. И снова разлегся на столе, глядя в столешницу.
— И ты будь здоров, — сказал ему Вадим, выпивая свою рюмку.
— Что мне теперь делать?
— Не быть бабой, прежде всего, — ответил Верховцев. — Не ныть, не требовать, не ставить условий. Все это ерунда, ничем хорошим не кончится. Надо или принять ситуацию, или в корне изменить ее.
— Как это? — приподнял голову Олег.
— Признаться ей в любви и сделать предложение. С цветами и прочей романтической чепухой. Или забыть. Вот и все.
— Предложение?
— Вот именно. Ты же