всё сидел, уставившись в него. Вот почему горит камин! Отец иссушил себя сознательно. Оставил ему прощальное послание, когда сил уже не было. А загадка — это возможность отвлечь его и помочь избежать срыва? Или тут ещё что-то?
Мысли роились в голове Дароса. Он перерыл домик, разобрал чуть ли не по доске и бревну. Ничего.
Только одно привлекло его внимание и насторожило. Он и сам не мог понять почему. Мужская рубаха. Казалось бы, ничего особенного. Но что-то с ней было не так. Слишком маленькая для отца, слишком простая. Дарос принюхался. Даже тончайший драконий нюх не улавливал ничего. Заклинание очистки? Зачем? Ну ладно, пусть очистка, мало ли для чего отцу понадобилось так обрабатывать свою одежду. Но размер! Она не налезла бы ему на плечи!
Занимался рассвет. Надо спешить. Дарос собрал оружие отца, книги, печать, пару безделушек, рубаху, что не давала ему покоя. Уложил это всё в пространственный карман.
Отпустил пламя. Стоял и смотрел как горит место, где жил отец на протяжении почти трёхсот лет. Плакал. Для него это и было погребением. Здесь были только он и его боль. Там, где он скоро сожжёт тело отца в присутствии короля и высокородных лордов, будет что угодно, только не скорбь и не любовь.
Там будет пышный ритуал, выверенный до последнего вздоха, роскошные одежды и пафосные речи. Ведь прощаться будут с сыном и братом короля, Командующим армией, что принёс долгий мир им всем. Отца будут громко восхвалять и тихо шептаться о том, что знали все заинтересованные: король устранил брата руками сына, посулив тому в награду титул наследника престола.
Ему придётся видеть и слышать всё это. Держать каменное лицо, ведь высокородные не просят и не оправдываются! Никто не увидит его боль, ярость, стыд и желание мести. Он ведь и правда урождённый высокородный, а теперь ещё и высокий лорд, самый сильный дракон поколения и, вероятно, будущий король. Он умеет терпеть.
Когда угли прогорели, он вытер слёзы. Сбросил рубашку и умылся снегом. Захотелось. Обернулся и взлетел…
* * *
Всё то время, пока Дарос облачался в ритуальные одежды, слушал пафосные речи короля и лордов, сделавших всё для падения отца, когда сжигал его тело, он думал. Это помогало отрешиться от происходящего.
Какую интересную загадку загадал ему отец! Пораскинув умом, он понял, что это не может быть шуткой. Варг слишком изменился, чтобы так шутить. И что-то такое было в его лице, словно он хочет попросить о чём-то, но не может. Потому и придумал всю эту конструкцию. Данное кому-то слово?
Рубашка и пропавший кинжал. Схема примерно выстраивалась у него в голове. Отец, видимо, прикипел к какому-то пареньку из местных. Тот, вероятно, помогал ему в мелочах. А потому Варг решил позаботиться о нём.
Несколько дикая теория, притянутая за уши. Зачем вводить в род, в качестве младшего члена семьи, безродного человека из глухого мира? Это допустимо, собственно для того схема и была придумана в своё время: чтобы обеспечить и защитить любовниц, внебрачных детей, верных слуг. Но зачем так сложно? Можно ведь было дать денег и дело с концом?
Денег он, к стати, в доме не нашёл, хотя знал, что за свои забавы отец, в последние лет восемь — десять стал их брать. Осведомители донесли. Где деньги? Отдал их тому же, кому и кинжал? Мало было? Или та хитрая тварь вымогала оружие зная, что оно олицетворяет?
Отец не показался ему повредившимся умом ни разу с тех пор, как они стали часто общаться. Спокойным, весёлым, счастливым — да, но не безумным. Как он мог так повестись?
Загадка! Перво-наперво надо узнать, с какого времени отец начал брать деньги у местных, и кто к нему захаживал чаще других. Он найдёт и поговорит с ними. А потом уж позаботится, чтобы тот кто виновен в этой истории, крепко запомнил, что нельзя обирать выживших из ума стариков!
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Глава 14
— Спасибо, бабушка Фокия! Да хранят вас боги!
Здоровенный мужик чуть не споткнулся, стараясь побыстрее убраться из избушки. Драгоценную склянку он, однако, прижимал к груди так крепко, что даже упади он, не разбилась бы.
Кира улыбнулась про себя. Самох нравился ей. Уже тем, как преданно любил свою сильно хворую дочь. И тем, что несмотря на дикий страх перед уродливой лесной бабкой, он таскался к ней за зельями регулярно и выполнял все рекомендации. Будет ему за это чудо: встанет его солнышко как раз к весне. И учиться ходить ей будет удобно и приятно, по теплу да по зелёной травке.
Кира сдерживала себя и накрепко исцеляла только такие вот хворобы: страшные да смертельные. Другие облегчала, а уж срамные болезни у мужиков лечила и вовсе через пень-колоду. Пусть мучаются, коль развратники.
Такую тактику разработала она для себя и держалась её уже год. Ведь слава сильной ведуньи была ей не нужна. Она привлекла бы ненужное внимание.
Кира пряталась. И вернулась в родные края. Деревенька неподалёку от которой она осела была примечательна только тем, что располагалась на перекрестье дорог. И Россошь была рядом. А значит, все новости стекались в Ромну непрерывным ручейком.
Это устраивало Киру, поэтому терять лучшее место наблюдения за драконами она была не намерена. Вот и закрывала иногда глаза на страдания людей, за которых отвечала. Но и Кодекс блюла без дураков — без помощи не оставляла. Если бы кто-то догадался пораскинуть мозгами, то увидел бы, что смертность в окрестных сёлах резко пошла на убыль с тех пор, как страшная, как смертный грех, бабка Фокия осела в этих местах. Хорошо, что пока не нашёлся такой разумник!
Прошлой зимой она пришла и заняла лесную избушку, предназначенную как раз для них, ведающих. Раз изба пустовала, была чисто прибрана и в ней был запас продуктов, значит её ждали тут.
Кира не допускала людей к себе первый месяц. Нужно было прийти в себя, выплакаться. И она скорбела. Плакала. Вспоминала. Очень хотелось подсмотреть за похоронами Варга, но она не посмела бы сунуться к его сыну. Дарос
