и вспомнил племянницу, которую в школе заставляют читать серьезные скучные книги или всякую муть про войну и про счастливую советскую жизнь, а девчонке надо бы что-то для души вроде «Трех мушкетеров» Дюма. Он вошел в магазин «Молодая гвардия» и осмотрелся по сторонам, наверняка в этих огромных залах можно найти хоть что-то для подростков. Первый этаж был отдан общественно-политической литературе и материалам последних пленумов и совещаний ЦК КПСС, советского правительства и профсоюзов.
Орлов блуждал между отрытых прилавков, на которых, чтобы скрыть их наготу, бесконечными рядами разложили брошюру зелено-серого цвета. Он остановился, взял в руки книжонку: «Ольстер: правда о нарушении прав человека в Северной Ирландии». Втрое толще ученической тетради, трудились над созданием произведения три журналиста-международника, тираж миллион экземпляров. Вздохнув, Орлов по широкой лестнице поднялся на второй этаж, где, судя по указателям, продают художественную литературу.
Там его встретили материалы партийных съездов, пленумов, заседаний… Из доступных книг завалялись «Мать» Максима Горького и «Поднятая целина» Михаила Шолохова. И только в угловой секции на дальней витрине, до которой рукой не достанешь, выставили несколько читабельных книг, среди которых «Три мушкетера». Миловидная продавщица в голубом халатике обрабатывала пилочкой ногти.
— Можно «Мушкетеров» посмотреть? Ну, которые за три рубля.
— А чего на них глядеть? — продавщица продолжила возиться с ногтями. — Если есть талон, — бери. А нет, так…
— Значит, у вас все по талонам?
Девушка открыла рот, чтобы ответить в своем фирменном ядовито-ироничном стиле, но подняла глаза на статного красивого мужчину и, забыв все колкости, подарила Орлову сладострастную улыбку, одернула халатик и поднялась на ноги.
— Тут, мужчина, как в настоящей жизни. Все блага — только по талонам. Все книги, все девять наименований, от Шукшина Василия Макаровича до Лажечникова и Дюма-отца, как там его по отчеству…
— А иначе никак?
— Никак, мужчина, — слово «мужчина» волновало девушку. Она решила, этот красавец сейчас уйдет навсегда и не спросит телефончик. — Сначала надо сдать в пункт приема двадцать кило макулатуры. Получить талон. Так что, извините…
— Это вы извините, что побеспокоил, отвлек, — Орлов улыбнулся, девушка была в его вкусе, высокая и женственная, он бы пересекся с ней вечерком, поболтал о пустяках, но времени на флирт не оставалось.
— Беспокойте, я всегда готова, — ответила продавщица.
Он спустился вниз, вышел на улицу. В сторонке прохаживались трое мужчин, делая вид, что они не знакомы друг с другом, а подступы к книжному магазину — лучшее место в Москве, где можно подышать воздухом. Орлов подошел к парню, одетому в замусоленные джинсы и синюю фирменную куртку, спросил, нет ли «Трех мушкетеров». Молодой человек, прищурившись, посмотрел на незнакомца:
— Четвертной, земляк. Хорошее издание. Макулатурное. Возьмёшь?
Орлов молча кивнул.
— Подожди тут.
Продавец отошел в сторону, свернул за угол, там ждал мужчина с портфелем, набитым книгами, — и вернулся с томом Дюма. Орлов полистал книжку, напечатанную на серой газетной бумаге, от мелкого шрифта рябило в глазах. Он отдал фиолетовую купюру парню и вышел на улицу, на ходу представляя, как племянница, склонившись над столом, будет ломать глаза над дядиным подарком. Он вспомнил, что в бумажнике завалялись десять долларов. В Березке на Таганке есть книжный отдел, а там наверняка за пару баксов найдется книга, изданная на белой бумаге и никаких талонов не спросят. Он повернул назад, подошел к продавцу, протянул ему книгу:
— Я передумал. Забирай это, деньги верни.
— Уважаемый, так дела не делаются, — продавец расправил плечи. — Тут нет возврата. Что куплено, то продано…
— Слышь, ты, народный просветитель… Прямо сейчас я организую тебе привод в милицию. А с утрева народный суд — и пятнадцать суток за спекуляцию. Ну?
Молодой человек сразу поверил, что покупатель не обманывает и не шутит. Вздохнув, вернул деньги:
— Пожалуйста. Ну, передумали, и ладно. Значит, не надо…
Орлов вернулся на улицу, перебежал на другую сторону Большой Полянки, издали заметив Виноградова. Он появился из арки, встал посереди тротуара и крутил головой по сторонам. Орлов, запыхавшись, подбежал к Сержу, обнял за плечи и пожал руку.
— Прости, старикан, — сказал он. — Не смог тебя раньше вытащить. Мой человек из милиции как раз уехал из Москвы. Короче, за неудобства ты получишь хорошую премию.
Орлов похлопал себя по нагрудному карману. Серж Виноградов был похудевшим и бледным, с темными кругами под глазами. На скуле заметная ссадина, а на лбу синяя шишка. Куртка и джинсы, которые он не снимал с прошлой пятницы, были мятые и несвежие, а волосы, почти достающие плеч, слиплись и висели сосульками. Не желая показать слабости и раздражения, он улыбался, но как-то жалко, виновато, и щурился от солнца.
— Хотел отвезти тебя куда-нибудь в приличное место и покормить, — сказал Орлов. — Но, вижу, что в таком виде нас только в рабочую столовку пустят. Если я за бога ради попрошу…
— Можно хоть пива выпить, — предложил Серж. — Вон, церковь. А впритирку к ней двухэтажный желтый дом. Вот в нем пивная занимает второй этаж.
— Отлично. У меня в машине пакет с бутербродами. Иди в пивнарь, а я принесу.
— У меня менты все выгребли, до копейки.
Орлов сунул Сержу три рубля и направился к «волге». Он взял из спортивной сумки пакет с бутербродами, плоскую фляжку с водкой «Посольская» и повернул к пивной. Немного постоял, подняв голову и залюбовавшись прекрасной церковью, стоявшей рядом, вошел в желтый купеческий домишко, поднялся по прямой лестнице на второй этаж. Еще утро, в небольшом зале с окнами на улицу народу было немного. Столиков здесь не было, вместо них вдоль стен — узкие прилавки, куда можно ставить кружки. В ряд несколько пивных автоматов. Орлову хотелось развернуться и уйти. Но Серж, пристроившийся в углу, помахал рукой. Орлов встал рядом, пригубил пиво, отдававшее стиральным порошком, еще глотнул и отодвинул кружку в сторону. Серж криво усмехнулся:
— Не нравится? Отрываетесь от народа.
— Честно, между нами: иногда жуть как хочется оторваться от этого народа. Насовсем. Навсегда. И обратно к нему уже не возвращаться. Но это не в моей власти.
Орлов осмотрелся, но, кроме полупьяных физиономий, ничего не увидел, достал фляжку с водкой и складной стаканчик. Выпили, съели по бутерброду. Злость и обида в глазах Сержа пропала, он обмяк и разрумянился и, кажется, поверил, что Орлов не смог вытащить его из каталажки раньше. Орлов достал конверт, сунул его в ладонь Сержа.
— Не хочу тебя долго томить, когда новости приятные. За проделанную работу выношу благодарность. В туалете запрись, посчитай.
Серж ушел и скоро вернулся в добром настроении.
— Четыреста колов накинули, спасибо, — он отпил пива. — Черт, не
