Итак, реальность была ясной, новая реальность, открытая ей доктором Франком.
Ей хотелось, чтобы Карл оказался здесь. Может быть, стоит послать ему телеграмму?
Нет. Вместо этого она сделала пять глубоких вдохов — ее обычное средство для предотвращения паники — и опять уселась в кресло. Все уладится. О, как ей хотелось, чтобы все уладилось!
Вертен начинал сожалеть, что взялся за это дело. Он маялся в прихожей виллы Керри скорее подобно дворецкому, ожидающему приказаний своего хозяина, нежели адвокату или сыскному агенту, занимающемуся своей профессиональной работой. Конечно, это не было высказано пространно, но все яснее становилось то, что Малер считал задачей Вертена свою охрану от любых и всяческих помех сочинению музыки. Таким образом, с раннего утра до позднего вечера Вертен сидел в своем «кабинете» в прихожей на стуле с жесткой спинкой в ожидании того, когда либо Жюстина, либо Натали отворят дверь, готовые прогнать охотников за автографами или же отразить попытки одержимых молодых женщин или сумасбродных мужчин среднего возраста разделить мелодический пассаж с маэстро. Также стало ясно, что Малеру хотелось, чтобы он не подпускал к нему его сестру, Жюстину, и свою приятельницу, Натали. Эта задача оказалась самой трудной, ибо было очевидно: они обе чувствуют, что Вертен узурпирует их собственные роли в жизни Малера. В течение долгих и утомительных дней женщины бросали на него злобные взгляды. Когда бы ни подали на стол, еда Вертена обязательно оказывалась холодной.
Тем не менее иногда Вертен чувствовал, что его пребывание здесь имеет смысл, ибо он слышал фрагменты и отрывки работы Малера, выстукиваемые на пианино в комнате на четвертом этаже, занятой композитором под музыкальную студию. Техника игры на пианино у Малера была неважная; однако же клочки, услышанные Вертеном, глубоко трогали его. Мелодичные напевы, донесшиеся до его слуха, были исполнены простой лирики; нечто вроде утонченной величавости. Гуляя с Малером после полудня, когда сочинительский труд на этот день уже был закончен, адвокат оценил и другие стороны этой работы. В отличие от его более ранних симфоний Малер не использовал в «Четвертой симфонии» ни туб, ни тромбонов. Вертен понял, почему он так поступил: слишком много было туб и тромбонов в музыке любительского оркестра, доносившейся через озеро из Альтаусзее. Она также замышлялась как самая короткая симфония, продолжительностью менее часа. Сочинение делилось на обычные четыре части, последней должна быть песня для сопрано, взятая из немецкого сборника народной поэзии, «Волшебный рожок детства», откуда Малер и ранее черпал свое вдохновение для песен. В данном случае он использовал стихотворение, в котором речь шла о том, какими мальчик представляет себе небеса.
«На земле нет музыки, которую можно сравнить с нашей», — поет в одном месте подросток, и Вертен был вынужден признать, что некоторые из услышанных им пассажей действительно были небесными.
И все-таки действительно ли привлечение Вертена к этим художественным исканиям Малера оправдывало отсутствие адвоката в Вене? Он тосковал по Берте, и сознание его вины возрастало с каждым днем, который адвокат проводил вдали от жены. Пребывание здесь оказалось не тем профессиональным рабочим отдыхом, на который он рассчитывал. В его воображении он должен был играть роль наполовину сыщика и наполовину стоического защитника, но не служителя, чьей задачей являлось выдворять непрошеных посетителей или служить звуковым экраном для творческих поисков Густава Малера, когда они бродили по округе в послеполуденное время, причем блестящий композитор не переставал жевать рахат-лукум, которым был набит его карман.
Нет. Хотя эта музыка и могла быть возвышенной, ни целью, ни обязанностью Вертена не являлось создание атмосферы, способствующей созданию художественных творений. Его задачей было предотвратить убийство Малера, и, откровенно говоря, Вертен не видел никакой возможной опасности для композитора в Альтаусзее. Единственными охранниками, в которых нуждался этот человек, были его сестра Жюстина и его приятельница Натали. В то время как он, Вертен, определенно больше был нужен в Вене.
Адвокат встал, разгибая спину. Правое колено болело, а зад онемел от слишком долгого сидения на жестком стуле. В этот момент Вертен принял решение уехать завтра или, возможно, послезавтра. С его стороны было несправедливо навалить на Берту все заботы по подысканию замены Унгару. И, думая о Гроссе, он также не мог отделаться от мысли, что криминалист, вероятнее всего, уводит это дело от него, идя по более многообещающему следу в Вене, пока Вертен изнывает в деревенском захолустье Альтаусзее.
В самом деле ему придется вернуться в любом случае, поскольку он по небрежению не захватил с собой дело Малера, пересмотр его завещания. Вчера Малер спросил его об этом, желая подписать его и покончить с процессом исключения из его последней воли недавно вышедшей замуж сестры Эммы.
В прошлом году эта сестра вышла замуж за Эдуарда Розе, основателя известного «Квартета Розе». По слухам, Эдуард, виолончелист, надеялся извлечь выгоду из своей женитьбы на сестре нового дирижера Придворной оперы, но в данном случае Малер в приступе негодования, что этот человек лишил его сестры и помощницы, заявил, что он никогда не примет Эдуарда на службу в этот театр. Так что супружеская чета эмигрировала в Америку, где Эдуард получил место в Бостонском симфоническом оркестре.
Эдуард Розе был братом Арнольда Розе, концертмейстера Венского филармонического оркестра и поклонника другой сестры Малера, Жюстины. Вертен размышлял, будут ли лучше, чем у брата, обстоять дела Арнольда, когда он сам женится. Правда, насколько мог судить Вертен, Арнольд Розе действовал более осмотрительно, нежели его брат.
Во всяком случае, исключение Эммы из завещания требовало его переделки. Вертен решил послать телеграмму Берте с объяснением, что ему придется вернуться, чтобы забрать папку с делом Малера. Он просто не хотел сказать правду: что тоскует по ней и чертовски изнывает от того, что Малер обращается с ним как со слугой. Возвращаться домой, подобно побитой собаке с поджатым хвостом, было бы уж слишком. Да. Он пошлет телеграмму сегодня же вечером.
— Господин Вертен.
Он очнулся от своих сокровенных мыслей и сосредоточил внимание на Жюстине, произнесшей его имя.
— Густав готов для своей послеобеденной прогулки.
— Да, — сказал он. — Прекрасно. Свежий воздух — это именно то, что требуется всем нам. — Однако адвокат не испытывал особого воодушевления от предстоящей прогулки — быть в постоянном напряжении, чтобы не отставать от быстрого шага Малера или поддерживать его бесконечные музыкальные дискуссии.
— Он с таким нетерпением ожидает этих променадов, — вздохнула Жюстина.
Вертен отбросил от себя апатию и недовольство по отношению к Малеру. В конце концов, напомнил он себе, этот человек нанял его, и композитору было обещано наблюдать за ним. Адвокат знал, что кто-то пытался убить Малера раньше и, вероятнее всего, попытается сделать это вновь. Так что он, Вертен, пребывая на вилле Керри, будет выполнять свой долг наилучшим образом. Да, и Жюстина, и их приятельница Натали были преданными ангелами-хранителями, но их забота не распространялась на обязанности телохранителей. Он создал в воображении картину кажущейся домашней безопасности Малера частично с целью логически обосновать свой собственный отъезд.
