Это казалось слабым утешением, когда Кора лежала там, свернувшись калачиком, и молилась, чтобы этот ужас закончился.
Пэт Матусек стала следующей жертвой; Ричард приберег ее на конец. Она была спортивной девушкой весом около 70 килограммов, с хорошей мускулатурой, способная дать отпор. Она напомнила ему барменшу, за детьми которой он раньше присматривал. Суку, прогнавшую его в ту минуту, когда он показал себя мужчиной, а не какой-то побитой собакой. Пэт была первой, кто вскружил ему голову, причиной, по которой он решил вломиться в этот дом и ограбить его – просто ради шанса заполучить ее, почувствовать силу в ее руках и доказать, вне всяких сомнений, что он сильнее, могущественнее. Он мог делать все, что хотел. Он видел Пэт, идущую по улице, – мягкость и твердость одновременно, ее точеное тело под струящимся желтым сарафаном. Она привлекла его внимание так, как это удавалось немногим другим медсестрам. Он хотел ее. Он так сильно хотел проявить себя перед ней, что это желание причиняло ему боль.
Остальных он отвел в спальни, но теперь у него заканчивалось место для убийств. Шаркающими шагами он повел Пэт в ванную. Усталость и возбуждение накатывали на него волнами. Наркотики и экстатический порыв убийства истощили даже его почти безграничные силы, и комната, казалось, поплыла вокруг них. Он пристально посмотрел на Пэт, как только они оказались в ванной, щурясь в тусклом свете, пытаясь разглядеть ее как следует, поскольку его взгляд то прояснялся, то опять затуманивался.
– Ты та девушка в желтом платье?
Он не собирался говорить с ней, но те же самые барьеры, которые блокировали его жестокие порывы, сдерживали каждую мысль, приходившую в голову, были полностью разрушены событиями этой ночи.
– Это ты?
Он, спотыкаясь, направился к ней, и Пэт успела ухватиться за край раковины за спиной, чтобы внезапный выпад не опрокинул ее на кафель.
Перед глазами у него снова все поплыло. Лицо Ширли Энн смотрело на него из темноты. Потом эта сучка-барменша. Потом его мать. Марта.
Образы всех этих женщин перемешивались в его голове, они смотрели на него сверху вниз. Лицо Пэт вынырнуло из мрака, ее губы скривились от отвращения. Ее ненависть к нему стала очевидна. Как будто она лучше его. Как будто любая из этих шлюх лучше его. Он ударил ее кулаком в живот. Практика довела удар до совершенства, и даже несмотря на то, что Ричард был немного не в себе и устал, последовал по той же убийственной траектории, что и в прошлый раз. Мэри Кей Пирс, последняя женщина, которая смотрела на него так, – ее насмешливое лицо промелькнуло перед лицом Пэт, прежде чем она упала в обморок. На полу она выглядела по-другому, как-то меньше ростом. Она вся свернулась калачиком, ее рвало и подергивало, когда она умерла от разрыва печени. Ее раскрасневшееся лицо побледнело, и на стерильно-белом кафеле она выглядела совершенно другой. Она не была той девушкой в желтом платье. Она была его белым ангелом, его Джуди. Он убил Джуди. Единственную хорошую женщину во всем мире. А он ударил ее кулаком в живот и разорвал на части. В зеркале он снова видел, как шевелятся его губы, но ему пришлось прижаться лбом к холодному стеклу, чтобы расслышать собственные слова:
– Это не она.
Он снова посмотрел вниз, и сучка, барменша, рестлерша, шлюха-мать-жена-сестра, которая не заслуживала ничего, кроме смерти, лежала у его ног. Не его ангел. Просто Пэт, девушка в желтом платье. У него вырвался вздох облегчения. Все хорошо.
Он смыл кровь с рук и направился обратно в спальню. Осталась только одна шлюха. Со всеми остальными он справился так быстро, что с трудом мог поверить, насколько это оказалось легко. Он пересчитал их на пальцах – всего их было восемь. И все же последняя была самой мерзкой и распутной из всех. Он бросил ее на единственную низкую кровать в комнате после того, как она, пошатываясь, вошла, пропахшая спиртным и мужчинами, очевидно только что закончив продавать себя первым встречным. В довершение всего она заснула, пока он убивал всех остальных ее подружек-шлюх.
Он убил семь женщин. Эта мысль эхом отдавалась в темной глубине его черепа. Семь убийств. А он даже не старался. Все время он так боялся, и в этом не было никакой необходимости. Они были мягкими и соблазнительными, но при всей своей внутренней силе ужасно слабыми созданиями. Эта будет уже восьмой по счету. Восьмая из шлюх, живших в этом доме. Худшие из худших, притворявшиеся ангелами, как его Джуди, хотя были шлюхами. Эта шлюха была худшей из них всех, и она спала как младенец. Это было неправильно.
Он разорвал ее платье, и пуговицы разлетелись по комнате; некоторые даже долетели до Коры, которая забилась под кровать, в ужасе глядя, как Ричард лишает одну из ее самых близких подруг одежды и достоинства. Мгновение он возился с нижним бельем Глории, прежде чем вытащил нож и разрезал резинки.
Коре хотелось отвести взгляд, спрятать лицо, заткнуть уши и притвориться, что то, что она видит прямо перед собой, не происходит на самом деле, но страх парализовал ее. Она лежала под кроватью и смотрела, как Ричард ложится на Глорию и насилует ее.
Примерно через минуту он задвигался более энергично, и Глория очнулась от алкогольного забытья и закричала. Она попыталась поджать ноги, старалась оттолкнуть его, но он прижал нож к ее шее и просто продолжал двигаться. Он наклонился ближе к ней, на его лице застыла дикая ухмылка.
Он наклонился так близко к Глории, что Кора испугалась, что он увидит, как она прячется там, под кроватью. Она не могла пошевелиться из страха, что он услышит ее; достаточно одного взгляда в ее сторону, и ее ждет смерть.
Он снова стал двигаться быстрее и грубее. Голова Глории склонилась набок, и Кора увидела, как по ее ничего не выражающему лицу текут слезы. Глория ушла куда-то в глубь собственного сознания, туда, где могла спастись от ужасов, которые происходили вокруг нее.
Кора завидовала ей, тому, что она может вырваться из этого кошмара, даже если это всего лишь объятия безумия. Для нее такого шанса быть не может. Все тело Ричарда выгнулось назад, и он издал вопль, закончив свое грязное дело. Кора воспользовалась этим моментом, чтобы еще теснее прижаться к стене и крепко зажмуриться. Если он увидел ее, она не хотела об этом знать. Она боялась, что один только страх может заставить ее закричать, поэтому прикусила губу
