class="v">Как, не застав здесь ни одной души,
Он удивился, но тотчас решил:
«Я уберу убитого оленя.
Должно быть, и хозяин в это время
Появится. И мы тогда вдвоем
Полакомимся жирным шашлыком».
И как в тот миг, когда он нож свой взял,
Пред ним хозяин ласковый предстал.
С улыбкою ответил Дыченаг:
«Мы встретились, и это — добрый знак.
Оленем я займусь. А ты, дружок,
За топливом скорей сходи в лесок».
Вот топливо Хамыц заготовляет,
С деревьев ветки, по одной, срывает
В сторонку складывает их и снова
В лесок идет он за запасом новым.
Тем временем вечерний час настал.
Оленя Дыченаг освежевал,
Хамыц успел разжечь костер прекрасный.
Тут Дыченаг, нанизывая мясо
На вертелы, сказал Хамыцу: «Жалость!
Так не изжаришь шашлыков и малость.
Ты больше топлива не мог собрать?»
И он деревья начал вырывать.
И от деревьев, вырванных с корнями,
В костре огромном запылало пламя.
Когда шашлык уже румяным стал,
Он кошелек свой кожаный достал.
Был кошелек узором перевит
И позументом золотым расшит.
Он целую семью оттуда вынул:
Жену, и сына, и двух дочек милых.
К огню поближе он их посадил,
И стол отдельный им соорудил.
И досыта он накормил свою
Поистине волшебную семью.
А после ужина в лучах заката
Свою семью вновь в кошелек упрятал.
Оставшееся мясо разделил он,
Как полагалось, на две половины.
Хамыца охватила вдруг тревога,
И доли мяса не хотел он трогать.
И он стоял как бы завороженный,
Семьей необычайной восхищенный.
Хотел спросить, хотел вопрос задать, —
Но он не знал, с чего же речь начать?
А Дыченаг спокойно наблюдал,
Как бедный нарт взволнованно дышал.
Но, наконец, он сжалился над ним
И произнес: «Что хочешь, побратим?»
«Нигде в печали не найду я места,
Коль дочь твою не назову невестой.
Другого нет желанья у меня.
Коль скажешь «нет», то жить не стану я».
Его спокойно слушал Дыченаг
И, выслушав, ему ответил так:
«Одумайся, иль встретишься ты с горем.
Наш род обидчив и к тому же вздорен.
Не терпят и упрека наши девы
И погибают вмиг от вспышки гнева.
Коль ты не сможешь с нею быть смиренным,
От первой ссоры дочь умрет мгновенно».
Хамыц дал клятву быть к ней благодушным
И всевозможным прихотям послушным.
Тут Дыченаг достал свой кошелек,
Семью свою чудесную извлек
И старшей дочери промолвил твердо:
«Отныне ты — невеста нартов гордых.
И радоваться сердцем не тебе ли?»
И заиграл он на своей свирели.
И на его таинственный призыв
Афсати сын, дремучий лес забыв,
К нему примчался на рогах лосиных,
Причудливо изогнутых и длинных;
Сын Бардуага с высоты небесной
Спустился вниз на бороне чудесной,
Он ехал вместе с младшим сыном солнца,
Что восседал на спицах длинных солнца.
Они все трое, дружно как умели,
Играли в такт на золотых свирелях.
И на поляне начали кружиться
В веселом танце звери все и птицы.
Стекался люд со всех концов земли.
С подарками донбетры подошли.
Все танцевали, пели, веселились,
И люди в симде быстром закружились.
С утра до ночи, с ночи до утра
Не прекращалась чудная игра.
Усталости не ведали они,
Не потухали праздника огни.
И, наконец, с предутренней зарей
Отправились веселые домой.
И сам Хамыц уехал на рассвете
И девушку увез с собой Бицента.
Назвал ее Хамыц своей женою.
Никто не знал из нартовских героев,
Что был в кармане дом ее желанный.
Об этом знала лишь одна Сатана.
КАК РОДИЛСЯ БАТРАДЗ
Был кувд однажды в нартовском селенье.
В нем с вечера царило оживленье,
Здоровые без остановки шли,
А ослабевших на руках несли.
Три древних рода нартских пировали,
На пир они свои стада пригнали.
И с завистью смотрели горы, долы
На праздник нартов шумный и веселый.
Расселись старцы по местам своим,
А молодежь прислуживала им.
От розовых и сочных шашлыков
Шел пар густой до самых облаков,
И ронг шипел, весь в искрах при разливе,
И белизной сверкала пена в пиве.
Здесь и донбетры черноморских волн:
И рыжий Арфандон, и Урвахтон;
От беломорья — старый Кафтысар,
Всех рыб морских могущественный царь.
Здесь молодежь — ей вместе веселее —
Хамыц, Сырдон, Сахуг, что всех смуглее.
Сидят и пьют в предутреннем тумане.
Жена Хамыца у него в кармане.
Муж для жены кусочки мяса тайно
Просовывал в карман. Сырдон случайно
Заметил это и подумал: «Странно,
Ведь рта не существует у кармана,
Так для чего ж куски туда пихать?»
И стал он за Хамыцем наблюдать.
А тот, соседу бросив два-три слова,
В карман пихнул кусочек мяса снова.
Сырдон лукавый носом потянул.
Теперь уже он кое-что смекнул!
Подсел, как будто невзначай, к Хамыцу,
Чтоб поболтать с ним и повеселиться,
Сам незаметно острие клинка
К его карману приложил слегка.
Жена Хамыца громко запищала.
Сырдон воскликнул: «Случай небывалый Г
Как низко пали молодые, право,
Что на пиры таскают жен лукавых!
Как жаль мне неимущих и несчастных,
Что жен должны кормить украдкой мясом!»
Жена Хамыца злобой запылала,
Смутившегося мужа защипала.
Хамыц вскочил. О черная беда!
Не находил он места от стыда
И удалился незаметно с кувда.
«Пропащий ты! — жена кричит. — Отсюда
Неси, неси меня скорее к морю!»
Что делать? Он пошел, себе на горе.
Там из кармана вылезла жена.
«Грех на тебе! — промолвила она. —
Не знаешь разве, что твоя жена
Тебе родить наследника должна.
Зачем
