подходя то на одну сторону моста, то на другую. Спустившись к набережной и увидев палаты Аверкия Кириллова, буркнул:
– Дела господни неисповедимы! Дворцы порушили, а палаты сии стоят! И церква домовая уцелела. Здешних домочадцев мужеского пола видал часто, а вот бабий люд, в свою же церкву, что на своем же дворе, при чужих, платками завесившись, ходили. Уж не упомню, как жену звали, дородная такая, с лицом, что за версту видать было, с чьей половины указы идут. На людях смирная, а мужа в крепкой узде держала, да и дочерей своих. Алексашка тут по молодости круги наматывал, да, видно, не сладилось ничего. Больно строг был дозор.
Приглядевшись к реке и сверившись с противоположным берегом Петр узнал это место.
– Выход тут был подземного хода. Малюта Скуратов при Иване Грозном на эту сторону проложил для потайных дел да живота спасения. Двор его вон там был, – показал он на ту сторону, где возвышался храм Христа Спасителя.
Император подошел к краю полюбоваться видом. Все трое, как по команде, двинулись вслед за ним и смотрели в ту же сторону, что и он. Заметив это, Петр перешел на другую сторону моста. Все последовали за ним. Он хмыкнул и покрутил головою, проворчав про себя:
– В том перемен нет!
– Что вы сказали? – переспросил его Иван Данилович.
– Ход я подземный вспомнил, – показал Петр рукой на воду. – Под рекой я тут в ходе том много раз хаживал. А вот воздухом, как ныне, в первый раз! Идешь, бывало, согбенный, огонь перед собой, то и дело крысы шмыгают, и мниться, что и конца не будет! А как вынырнешь на свет Божий, распрямишься, на миг от блаженства и запамятуешь, зачем лез! Мню я, ныне все законопатили?
– Конечно, Петр Алексеевич! – Егор был рад оказаться полезным. – Ведь подземные ходы в Кремль в конечном итоге вели! В наше время это не безопасно! Петр Алексеевич, не хотите внутрь храма Христа Спасителя зайти? Восстановлен практически в прежнем виде! – предложил он.
Петр глянул зверем:
– Ломать не надо было! Строить бы заново не пришлось! Каменщики хреновы! Далеко мы делами своими вперед уйдем, коли ломать будем, а опосля заново строить!
«Что тебе пуще всего бы к сердцу пришлось, что ни навоза на улицах, ни грязи. Помнишь, на въезде на Красную площадь со стороны Москвы-реки, будто по ковру, по стриженым волосьям ступали. Стригли там людишек, кого под горшок, а кого налысо. В наш с тобой второй приезд в Москву гнедая лошадь там взбеленилась, стала прыгать, норовя из упряжи выскочить и оглобли сломать. К нам тогда подлые людишки, оборванные да грязные, поспешали за милостыней. Кто и не достриженный с пней повскакал. Понеже Алесашка их одаривал кого деньгой, а кого плеткой, я из кареты вылез, кучера отпихнул и стал стегать норовистую лошадь.
“Мин Херц! Ваше царское, величество, Петр Алексеевич, пожалей животину! – взмолился он: Огляди, место какое! Вша ей под хвост попала, вот с того и скачет”. Ты тогда засмеялась и спросила: “Вот отсель, Петруша, это виражэние? Я запомну. И ежели ти будешь скакат и глазом косит, я тибе тогда скажю: вша под хвост попал, Петруша”.
Алесашка заржал, почище моего жеребца, а ты, глазами на меня блеснув, скрылась за занавесками в карете.
О, Господи, все бы, кажется, отдал, чтобы ты со мной ныне здесь обреталася! Было бы тебе зело любопытно. Чисто, то любо. Могла бы каблучками выстукивать по мостовым, не боясь наряды запачкать. Нигде на улицах нет отхожих мест, и при сем не воняет ничем».
* * *
С привычным рвением Петр принялся за изучение всего, что было изобретено после него. Его рабочий день начинался в пять утра. После завтрака он приступал к занятиям по государственному устройству, Конституции РФ, истории, экономике, электричеству, радиотехнике, компьютерной грамоте. В полдень обед, после сон, а потом занятия продолжались до ужина.
Огромное впечатление на государя произвел Интернет. Зацепившись за слово «караул», он стал смотреть передачи о теневой стороне жизни страны. Казалось, его ничто не может удивить, но наглость, с какой в современной России прокручивались плохие дела, потрясала!
– Он сегодня стул сломал, вчера кофейником в стену запустил, отвлеките его, – отвел в сторону Ивана Даниловича Егор.
– Попробуй отвлеки! Я заикнулся, а он как заорет: «Правду скрыть хотите! Будешь мешать – в окно выкину!». Ты его в тренажерный зал своди.
Петр скептически воспринял предложение Егора.
– Белыми нитками шиты твои хитрости! От компьютера оторвать помышляешь. Понаделали делов! Живете, как будто завтра не будет! Сегодня бы токмо хапнуть, а завтра – будь что будет!
В тренажерном зале Петр с усмешкой смотрел на желавших приобрести спортивные формы.
– С ума посходили! На одном месте бегаете! Что за умник этот срам придумал? Посмешище! Не бывать тому, чтобы я бег на месте совершал! Силы на дела тратить надобно! Пошли, и не гневи меня боле!
Глава 12. Посещение Петром Государственной думы
Вернувшись вновь к жизни, Петр стал по-иному оценивать свои деяния. Он много вспоминал, задумывался, в памяти проходила огромная вереница лиц, событий! Проступал и мысли, которые определяли решения, воскресали чувства, с ними связанные.
– А так ли бы он поступил теперь! – эта мысль преследовала его, когда он думал о гибели Алексея. – Дал бы землю, денег, пригляд за ним учинил! Может, в возраст бы вошел и одумался?! И с Софьей могли бы ужиться?! Поставил бы ее во главе коллегии! Вон, бабы ныне не хуже мужиков управляются!
И все-таки сердцем Петр понимал, что не могло быть иначе ни тогда, ни теперь! Нельзя прошлую жизнь нынешними мерками мерить! Оживи Алексей и Софья, ныне была бы иная история! А в прошлом его боль с ним была и останется!
Побывав в Кремле, решил Петр посетить здание Государственной думы на Охотном ряду.
Идти от гостиницы близко, но как Петр ни крутил головой, ни охотных рядов, ни церкви Параскевы Пятницы не увидел.
Они прошли Манежную площадь, и Иван Данилович указал на подземный переход на ту сторону, по которому им предстояло идти.
– А первой здесь ход под землей Сонька проложила, – хмыкнул Петр, вспомнив о старшей сестре. – Восемь лет по нему из Кремля к полюбовнику ходила. Не желала слухами Москву смущать связью недостойной. Женат был князь Василий Голицын. Это нынешним, слыхал, воли много, полюбовниц не скрывают. А в мое время любились тайно. Лишний раз глаза не мозолили!
Они прошли шумный подземный переход и поднялись по ступеням.
