день недели Обновления» (понедельник пасхальной недели). В этот день византийские императоры, приняв у себя во дворце всех высших чинов по случаю великого праздника облаченные в белые хламиды, совершали, с предшествием духовенства, и всего двора большой выход на форум к колонне Константина, далее по главной улиц до форума Тавра, и достигнув храма Панагии Богородицы Диаконисы, шли затем в церковь св. апостолов, где и совершалось торжественное поминание предков. Но (гл. IХ) если говорит Константин случится в этот день праздник Благовещения, то царь, облаченный по этому случаю как подобает на Благовещение, достигнув форума и совершив все, что следовало по обычаю, идет крестным ходом по Средней (Главной) улице с пением тропаря: «Днесь спасения нашего главизна» и, достигнув храма Божией Матери Диаконисы, входит в него, где и совершается прокимен, читается апостол и св. евангелие, и уже потом император идет в храм свв. Апостолов. Итак, храм Божией Матери Диаконисы быль уже в раннее время в своем роде церемониальным храмом и, между прочим получил особенное значение благодаря тому, что находился на пути Великого Выхода в храм свв. Апостолов. Очевидное однако дело, что этот храм был в то же время диакониею, т. е. церковно-благотворительным учреждением в ведении которого находились приюты, богадельни и которое, между прочим обслуживалось кроме духовенства, диаконисами; был ли он основан какою-либо именитою Диаконисою, или это было народное имя храма – осталось неизвестным.
В первом том своего обозрения «Иконографии Божией Матери» (стр. 82–103) мы уже имели случай подробно рассматривать источники и начала института диаконис в древней церкви и, в частности в Византии в древнейшую эпоху когда в одной Софии число диаконис от 20 доходило до 40. Мы указывали также, что археологическим признаком изображения Диаконисы кроме головного покрывала (мафория), был также диаконский орарь, которым отличали диаконис, как подобием литургического облачения. Как известно, орарь, первоначальный ручник, плат или полотенце (έγχειδιον, manual, mappa, ὀθόνη, sudarium), стал рано шейным и головным платком (rica, ricinium), убрусом, который остается ручником и головным платом как ῳαχιόλιον, ῳαχέώλιον происходит от faciale – личного полотенца. Рано затем орарь стал как литургическое облачение, и предметом украшения его то пурпуром, то драгоценными камнями, то жемчугом; именно такого рода драгоценный орарь рано стал отличать (как мы видели) изображения Богоматери. Евхологий (стр. 263), трактуя о посвящении диаконис заключает его так: χαί μετά τό Ἁμὴν, πεpιτίθησι τῷ τpαχὴλῳ αύτῆς ύποχάτω τού μαῳοpίου τό διαχονιχόν ώpάpιον, ῳέpων ἔμπpοσθεν τάς δύο άpχάς. О том, что диаконисы носили орари, есть ясные указания и в русских Подлинниках: так о св. муч. Татьяне (12 янв.), диаконис римской церкви, Подлинники[133] говорят: «на главе плат, риза киноварная, исподняя лазоревая, на плече орарь, в руце кадило»; о св. Олимпиаде (25 июля) диаконис: «на главе клобук, риза празелень, орарь, в рук кадило и оимиамница».
В I томе «Иконографии Богоматери» было также говорено по поводу древнейших образов Божией Матери, представлявшихся в общем типе строгой жены матроны в VI–VIII столетиях, т. е. именно в ту эпоху, когда диаконисы в восточной и западной церкви играли особо выдающуюся роль и придавали церковной жизни особый тон душевности и христианской сердечности, как эти образы были наделяемы, как почетным украшением, орарем, более или менее пышно украшенным. Мы находим на этих образах белое или бледно–золотое, иногда с пурпурными крестами и украшениями, узкое и длинное полотнище или как бы полотенце в точной форме ораря, но уже не в виде обычного диаконского ораря, перекинутого через шею, а в виде спущенного одиночного полотнища, боле узкого чем омофор и императорский лор. Считаем полезным[134] вновь перечислить эти памятники (кроме древнейшей фрески катакомбы св. Прискиллы, относящейся к IV веку, том I, рис. 67): 1) мозаика Благовещения в соборе г. Паренцо, VI в., – орарь на одеждах Божией Матери и Елизаветы, рис. 70; 2) алтарная мозаика в соборе Паренцо, VI в., рис. 97–98; 3) пиксида в Градо, VI в., рис. 199; 4) мозаика в ор. Венанция в Латеране, VII века, рис. 217 (на фот. фигура Божией Матери закрыта именно от пояса, см. стр. 323 и рис. 77 в моей книге: Путешествие по Сирии и Палестине, 1904 г.); 5) мозаика в храме вм. Димитрия в Солуни, VII в., табл. VI; 6) тоже, табл. VII. Число это, конечно, может быть увеличено, когда, будут уже по оригиналам разобраны случаи неясного смешения в самих памятниках ораря с ручником или даже с концами пояса. Позднее IХ века, когда, в восточной церкви институт диаконис почти прекратил свое существование, этой детали в облачении Божией Матери не встречается, и потому особо замечательною является икона (рис. 219) на дереве находящаяся в городе Бишелье (Bisceglie) в южной Италии, изданная академиком Ш. Дилем и отнесенная им к ХII или ХIII вв.[135] Возможно, что икона, эта, копирует древнейший греко-восточный оригинал. Что в ней особенно важно для нас, это то, что Божия Матерь изображена здесь в образ Оранты, подняв обе руки; мафорий, покрывающий ее с головою, застегнут у нее на груди круглою брошью, и из под расходящихся его крыльев видно спускающееся полотнище из золотой ткани в два ряда набранное драгоценными каменьями и обнизанное жемчугом; оно доходит только до колен. Такого рода облачение, не представляя в точном смысле слова, ни омофора, ни эпитрахили, ни ораря, дает, быть может наиболее точно пышное облачение диаконис, причем настоящий орарь, соединяя вместе оба свои конца носит явно церемониальный характер.
219. Икона Божией Матери в Бишелье (Ю. Италия) ХII–ХIII в.
В капелле кард. Зена в соборе св. Марка в Венеции, по левую сторону престола, вделан в стену большой мраморный рельеф (рис. 220), представляющий Божию Матерь почти в натуральную величину, сидящею на престол и обнимающею правой рукою порывисто кинувшегося к ней, вставшего на ноги и охватывающего ее шею Младенца (Отрока). Уже это движение Младенца и грустно-любовное склонение головы Матери в трогательном умилении прижимающей левую руку к груди, так ясно дают в рельефе известную тему «Умиления», что на памятнике невольно обращено особое внимание[136]. Первоначально рельеф относили к ХI веку, затем (в описании всей церкви св. Марка и ее памятников у Пазини) к ХIII веку. Последнее определение сделано на основании посвятительной надписи сбоку трона: Υδωp τό πpίν μεν έχ πέτpας ῥυέν ξένως εύχῆ πpοήχθη τοῦ πpοῳὴτου Μωσέως, τό νῦν δε τοῦτο Μιχαὴλ σπουδῇ ῤέει, δώζε, Χpιστέ, χαί σύνευνον Εἶpήνην: «Вода, которая некогда
