Никодим Павлович Кондаков
Византийские церкви и памятники Константинополя
Предисловие
Издаваемая ныне в Трудах VI-го Археологического Съезда историческая записка «о византийских церквах и памятниках Константинополя», сообщенная Съезду в кратком извлечении, составляет результат исследований автора, произведенных на месте, как во время его прежних поездок на Восток, так, главным образом, весною 1884 года, при участии его в снаряженной Распорядительным Комитетом Съезда археологической экскурсии в Константинополь. Вопрос об устройстве экскурсии, в виду недостаточности средств Комитета, был передан на усмотрение Православного Палестинского Общества. Августейшему Председателю его, Великому Князю Сергею Александровичу было угодно отнестись с полным сочувствием к ходатайству Комитета, и по последовавшему 21-го Января 1884 г. Высочайшему повелению, согласно представлению г. Министра Народного Просвещения, в пособие Комитету на означенную экскурсию было ассигновано из сумм Государственного казначейства тысяча двести рублей.
В экскурсии принимали участие, кроме нижеподписавшегося, и гг. профессора: Новороссийского университета Ф. И. Успенский и Петербургского – В. Г. Васильевский; фотограф Ю. Рауль и рисовальщик А. Ф. Красовский. К экскурсии присоединились, по приглашению Комитета, г. архитектор А. Г. Люикс и акварелист Э. С. Вилье.
Общею задачею членов экскурсии было поставлено: ограничившись исключительно местностью Стамбула, в пределах стен приморских и сухопутных древней Византии, обозреть на этом пространстве, по возможности, все главнейшие памятники древности, снять точные и характерные снимки с них, и, сводя впоследствии данные топографические, исторические и художественные, основать на непосредственном наблюдении археологию древней Византии. Мотивом такой постановки этих занятий было: сравнительно малое число точно известных и доселе определенных памятников: произвольное определение по отрывочным признакам многих других и частые противоречия, получавшиеся отсюда при сопоставлении данных собственно исторических и археологических. Все недостатки эти, по нашему мнению, происходят в археологической науке Византии из того главнейшего, что изучение памятников доселе отрывочное, не всестороннее, что данные истории не сводятся с показаниями археологии, заключение одной специальности не проверяется в области другой критикой, многое предполагается на веру, нет ясных точек отправления п полного владения всеми источниками и данными.
Между тем, вряд ли где можно было бы указать пункт более удачный для точного изучения христианского Востока, как древняя Византийская столица. С одной стороны, ее относительная недавность, свежесть всех воспоминаний и преданий, с другой тот самый резкий перерыв, который совершился в ее истории с турецким завоеванием; слабое давление преходящего, лишь порывисто – насильственного характера, которое было оказано на эту могучую прошлую культуру Турками; ничтожность перемен, ими исполненных в самой жизни столицы, – все это способствует плодотворности изысканий. Столица Византии не была разрушена, она даже не представляется, при подробном обозрении, разоренною, она как бы только запустела. Это запустение некогда живого и могущественного центра цивилизации помогает розыскам: новая культура кажется в нем чуждым наростом, легко удаляемым.
Мы уверены, что изучение древней византийской столицы со временем станет наравне с наукою языческого и древнехристианского Рима и, по плодотворности своих результатов, займет одно из важнейших мест в науке средневековой древности вообще и христианского Востока в частности. Без сомнения, для подобной постановки дела понадобятся прежде всего раскопки, обследование всех руин и остатков, очищение церквей от покрывшей их штукатурки и пр., и многолетние розыски. Но, может быть, не лишнее будет теперь уже заявить, что, и при современном положении завоеванного города, исследование его памятников может навести на многие соображения общеисторического характера и дать в руки нить для изысканий собственно археологических и не в одной Византии.
И здесь, как почти везде, за исключением, быть может, одного счастливого в этом отношении Рима, собственно археология, т. е. полная наука древности, и наука истории искусства идут досоле врозь. Первая, по почину Жилля и знаменитого Дюканжа и его продолжателей: Гаммера, патриарха Константия, Лабарта, Унгера, Паспати, основывается, почти исключительно на сохранившихся текстах, мало занимается самыми памятниками и свою конечную цель видит главнейшее в освещении внешней, историко – политической, чисто анекдотической стороны дела: все эти исследования, видимо, смотрят на свою задачу, как на задачу второстепенного, служебного достоинства, и не в состоянии дать своим материалам самостоятельной, из них самих добытой, системы. Свод текстов лишен критики, полон противоречий. Обзор памятников представляет алфавитный каталог, или случайно распределенный сбор и лишен руководящей мысли; в нем смешиваются самые разнообразные эпохи. Вторая наука, история искусства, ясно определив свою цель – науки общего движения художественной формы в трех искусствах, и отвлекши для того немногий, казавшийся ей лучшим, материал, полагала возможным, в лице Даженкура, Куглера, Шиаазе, Зальценберга, Тэксье и др., установить, таким образом, историю начал византийского искусства на его родине. Но издание, хотя бы точнейшее, планов и разрезов Св. Софии, церкви Сергия в Вакха, Ирины – дли древнего периода, и церквей Пантократора, Паммакаристы и пр. – для позднейшего, не дает еще и приблизительно такого результата. Этим произвольным выбором объясняется, почему напр., замечательная церковь Кахрие – джами оставалась до последнего времени неизвестною, а когда стала известна, то ее мозаики были сочтены за произведение будто бы подражательного итальянского характера. Этим путем история искусства, в конце концов, сама лишает себя важнейшего материала, и если не хочет оставаться бесплодною, должна и в этом отделе (как и в других) идти далее методом археологическим.
Первое основание науки христианской археологии на западе было положено, как известно, разысканиями Бозио на почве христианского Рима; обширная начитанность в рукописных материалах римских библиотек получила впервые живое применение в поисках Колумба римских катакомб. Дело его продолжали антиквары Чиампини, Боттари, Ассемани, историк Муратори, палеографы Монфокон и Мабильон и др. Но накопленный богатый материал оставался отрывочным, был лишен самостоятельного значения и связи, до того времени, как Даженкур собрал его воедино, подчинив искусственной исторической системе. В своем обширном обзоре движения художественной формы с 1-го столетия христианской эры по ХVI-й век включительно, этот талантливый последователь Винкельмана построил всю историю христианского искусства между двумя основными эпохами: античною и Возрождения – т. е. возвращения искусства к антику. Собранный Даженкуром материал (в его атласе) остается и доселе единственным по своему обилию, но руководящая этим собранием система рано утратила всякое значение, как подражательная и чуждая самому материалу. Истинное основание науки дано было, таким образом, не работами антикваров ХVII – XVIII в., как ни обильны они всякого рода данными, но и не ученою деятельностью Германии, движимою романтическим увлечением к ее средневековой старине, как ни велика и плодотворна была и есть эта задача сама по себе и как бы глубоко жизненны ни были народные идеалы, руководившие наукою.
