хотелось бы почаще.
– Но мы не вместе?
Джек усмехнулся и по-мальчишески взъерошил чёлку.
– Получается, что так.
– Потому что ты не хочешь, – догадалась Грэйс.
Он отпустил её, отступил на шаг, но тут же снова подошёл и притянул к себе за талию. Джек не просто обнимал – он обнимал так, как ей нравилось.
– Я не хочу? Это заявляешь ты – ты, которая дважды ответила мне «нет»?
Грэйс мягко освободилась.
– Мы не подходим друг другу?
– Так ты утверждаешь.
– Мы не будем счастливы?
– Чёрт знает, почему ты так думаешь!
– Мне не нужно ежеминутное подтверждение того, что я достойна любви?
В этот раз Джек промолчал – этими мыслями Грэйс с ним, очевидно, не делилась.
– Прости…
– Да ладно, – отмахнулся Джек. – Если бы меня что-то не устраивало…
Он взял её за руку и кивнул в сторону праздника. Молча они зашагали назад. Ночь поглощала деревья, запахи, звуки. С каждым шагом земля под ногами становилась всё призрачнее… и все сильнее разливалось облегчение, к которому примешивалась горьковатая грусть. Напоследок Грэйс крепче сжала пальцы Джека, а потом растворились и они.
Вынырнув в реальность, Грэйс почувствовала аромат роз. К ней тянулись разноцветные бутоны. Окруженная благоуханием, она полулежала на кованом стуле, словно иллюстрация из книги про спящую красавицу.
Она устало потерла виски.
– Я хотела увидеть Квина, а не убедиться, какой тоскливой была бы моя жизнь без него.
Гриана сидела напротив на садовой скамейке и молча перебирала волосы, которые расплавленным серебром стекали до самого пола.
– Это ведь было… не по-настоящему?
Возможно, Гриана усмехнулась.
– А как бы тебе хотелось?
– Надеюсь, что это был страшный сон. Такой реальности лучше бы вообще не существовать.
От густого сладкого запаха цветов кружилась голова. Хотелось выскочить на мороз и сохранять трезвость ума как можно дольше, пока усталость совсем не одолеет.
– Разве тебе не понравился мир, где ты не прячешься в тени, а сияешь ярче солнца и все планеты вращаются вокруг тебя?
– Я не хочу сиять ярко. – Грэйс прерывисто вздохнула. – Я хочу сиять мягко: освещать, согревать…
Ей не оставили времени на самоанализ. Но говорить было легко, и каждое слово будто откручивало винты на внутренних тисках.
– Но ты убедилась, что не погаснешь без него?
Вместо ответа Грэйс представила свой сундук. Оттолкнуться от золотого блика на волосах Грианы… и вот уже тягучая жидкость – смесь мёда, сладкого эля и шёлка – льётся в полукруглую нишу. И…
Грэйс шумно втянула ноздрями воздух – чистый морозный воздух без намёка на запах роз. И впервые ей не пришлось угадывать улыбку Грианы. Грэйс увидела и запомнила её навсегда.
Возможно, замок Грианы был живым. Коридоры петляли и переплетались по собственному усмотрению, комнаты с залами меняли расположение, и даже балкон гостевой спальни иногда выходил на восток, а иногда – на запад. Грэйс привыкла. Она каждый день выбирала какое-нибудь пустое помещение и усаживалась там на предметы разной степени удобства.
Наверняка здесь существовали слуги. Откуда-то появлялась еда, кто-то чистил и гладил одежду, поддерживал порядок в комнате, но сам не показывался. Как ни странно, скучно от этого не становилось. Вечера Грэйс часто проводила с Дарией. Изображая подруг, они обсуждали всякие женские пустяки: нижнее бельё, комфортное для холодного климата, металл для ножен, наконечники для стрел, упражнения для мышц спины, любимый сорт мороженого, лучшего любовника (тут Грэйс долго выбирать не пришлось, но она с удовольствием послушала).
Иногда Дария исчезала куда-то на несколько дней. Иногда в сопровождении молчаливых стражников в Арадоне появлялись другие гости, но хозяйка не представляла их и не знакомила между собой.
Грэйс гадала, покидает ли сама королева свой замок. Есть ли у неё какие-нибудь дела за пределами застывшей в снегу тишины? Прогуливаясь по берегу озера или в соседнем лесу, Грэйс всматривалась вдаль. Почему-то казалось, что за рваным горизонтом мир перестаёт существовать.
– Кто вы? – спросила Грэйс однажды у Грианы. – Мне кажется порой, что вы… простите, не совсем реальны.
– Реальность – это всего лишь точка зрения.
Грэйс привыкла к витиеватым ответам и сдаваться не собиралась.
– Вас нельзя рассмотреть и запомнить, но сами вы понимаете всё и про всех. Знаете прошлое и будущее. С одинаковой лёгкостью играете людьми и целыми мирами.
– Ты преувеличиваешь моё могущество. – По движению плеч можно было предположить, что Гриана вздохнула. – Я не играю мирами, но умею их чувствовать. Могу выстраивать с ними связи. Прокладывать пути.
– Чтобы путешествовать?
Гриана долго молчала – будто искала слова в бесчисленных отделениях собственного сундука.
– Я указываю дорогу другим, – наконец сказала она, – но сама не покидаю Арадон. Можешь считать это наказанием.
– За что?
– За некоторые поступки, которые привели к некоторым катастрофам. Не думай пока об этом.
– Но ведь однажды вы побывали в нашем мире… когда подарили Тони стеклянный шар, помните? Ведь с этого всё и началось.
Гриана рассмеялась – звонко, как если бы за покровом таинственности скрывалась двенадцатилетняя девочка.
– В ту ночь произошло нечто важное, и без моего участия было не обойтись. Научись запирать воспоминания, Грэйс, и я расскажу тебе, когда на самом деле всё началось. Ты удивишься, испугаешься, а потом – пока не наступит нужный день и час – позволишь себе забыть.
И Грэйс училась.
Она перестала метаться между прошлым и будущим, перестала считать. Дни слились в один сплошной поток, и если раньше Грэйс плыла по нему в маленькой лодке, сражаясь с течением и порогами, то теперь она выбрала тихое место на берегу и наблюдала.
«Сначала тебе придётся убирать все помехи, чтобы чувствовать себя. Потом ты научишься осознавать каждый свой вздох, удар сердца, каждую случайно промелькнувшую мысль – даже если тебя окружает войско в бряцающих доспехах».
Грэйс больше не представляла свой сундук. Все эти отсеки с дверцами, маленькие гвоздики, ниши и отделения не нуждались в том, чтобы их воображали: сундук всегда маячил где-то на задворках подсознания и ждал, когда в него что-нибудь спрячут. Сегодня получилось легко. Грэйс сидела на полу, но не ощущала его под собой, не слышала свист ветра в оконной раме, не чувствовала запах свежей выпечки – на столе её дожидался поднос с завтраком. Осталась только она. Вихрь из мыслей, страхов и чувств остановился, позволяя рассмотреть со стороны каждую молекулу.
А потом пол завибрировал. Деревянные доски содрогались, как от шагов великана в тяжеленных сапогах. Грэйс вынырнула и приложила ладони к ковру – всё тихо. За мгновение до того, как вернулись привычные звуки, она услышала в своей голове голос… о, как же он
