пол, я внимательно смотрела на Энтони, одного из дюжины стилистов. Юри работал с невероятным изяществом, но я не могу сказать, что любила его. Я восхищалась им и уважала его, но по-настоящему я любила Энтони. Может быть, потому что я чувствовала, что мы похожи, я видела его всем сердцем, не только рассудком. Он уже девять лет работал за одним и тем же парикмахерским креслом в углу салона. Несколько недель назад я услышала, как о нем сплетничали: «Почему Юри не уволит Энтони? Энтони такой инфантильный и заносчивый! Он довел Лесли до слез!» Энтони всегда хвастался, что стриг кого-то в Лос-Анджелесе, Майами, Нью-Йорке, и его даже просили устраивать мастер-классы в некоторых салонах красоты. Он был слишком крут для этого города. Если бы он не повстречал свою жену, то был бы сейчас в одном из этих городов. Знали ли мы, что он однажды красил волосы Линдси Лохан? Он уверял, что никто на свете не стрижет, как он, – методом, который он назвал «стрижка плавного жеста», когда он молниеносно двигался вокруг головы посетителя. За ним можно было наблюдать как за профессиональным спортсменом на ковре. Он красил волосы посетителей без их ведома, когда считал, что это им пойдет, и даже если некоторые смотрели в зеркало со слезами сожаления, они не возмущались, потому что понимали, что имеют дело с истинным художником.
Энтони себя таковым и считал, истинным художником, в то время как Юри ставил перед собой простую цель ремесленника: совершенство. Он настолько предан делу, что три года назад чуть не умер от кровоизлияния в мозг. Он всё делал превосходно, стабильно одинаково, но и, как я теперь начинала понимать, с некоторой жестокостью: его клиенты зависели от него, потому что он знал их слабые стороны и недостатки. Он первый сообщал им, что у них появились седые волосы, еще до того, как они узнавали об этом сами. Или объяснял им, что их волосы начинали редеть и выпадать. При этом он был очень последовательным, поэтому сложно было заметить подвох. А вот в руках Энтони никто не знал, с чем они уйдут. Каждый день он был новым человеком.
Однажды я заговорила о достижениях Энтони с Юри, и тот затрясся от смеха. «Ах, да, как же, великий Энтони! Ну а если он такой великий, то скажи, почему же у него нет собственного салона?» Об этом Энтони сокрушался больше всего на свете, хотя он умело прятал свой стыд. Чем чаще Юри брал меня под свое крыло, тем чаще Энтони пытался завоевать мое доверие. Он ловил меня в подсобке и рассказывал мне о своей жизни, в том числе о том, как ему почти удалось открыть салон пять лет назад, но в последний момент продавец снял это помещение с продажи – Энтони так и не узнал почему, – а через месяц экономика рухнула, и купить что-либо стало невозможно. У него был консалтинговый бизнес на стороне – на салоне ведь свет клином не сошелся! – но, когда я попросила у него визитную карточку, он сделал вид, что очень обиделся. Как это пошло! Нет, он никогда никому не дает визитных карточек.
В тот день перед самым закрытием в салон привели детей Энтони – трех милых малышей, – и Энтони попросил меня помыть их шелковистые детские волосы. Увидев меня, Юри подошел поближе, положил мне руку на плечо и раскатистым голосом заявил: «Некоторые парикмахеры думают, что они боги, только потому, что другие люди постоянно говорят им, какие они невероятные. Но хороший парикмахер никогда не возомнит себя богом!»
Вот уж что я точно не стала бы записывать себе на руке.
Когда я закончила, повесила резиновый фартук в подсобке, сменила туфли на зимние ботинки и пошла прямиком к Израэлю.
Мама Шилы молится, чтобы Шила помогла ей…
1. Я арендую мусоровоз и выкину весь хлам из гаража и подвала. Надеюсь, что в ближайшие выходные, в крайнем случае – через две недели.
2. Я не хочу выкидывать вещи своей дочери; у нее здесь много прекрасных вещей, фотографий и прочего.
3. Да приедет же она и разберется, что из этого надо выкинуть. Выкидывать всё я не хочу, хоть и велико искушение.
4. Я знаю, что у моей дочери сейчас не лучшие времена. Но так было с тех пор, как она съехала от меня. У нее никогда не будет на это времени, я отдаю себе в этом отчет. Это не первое дело в ее списке задач. Но в моем списке оно на самом верху.
5. Я живу здесь почти тридцать лет, и я устала от размышлений. Я готова сделать это! Пускай она просто приедет сейчас, а не когда у нее появится время, ведь не появится же никогда.
6. Почему бы мне тогда не выкинуть вещи моей дочери, когда я арендую мусоровоз? Девяносто девять процентов ее вещей – это какой-то хлам. Наверное, поэтому она и не приходит. Зачем ей возиться с хламом?
7. Я не хочу больше быть складом для мусора! Это загромождает мне мозг! Может, я смогу придумать для своего подвала назначение получше. Я просто хочу очистить его от груды мусора. Начиная с игрового автомата моего бывшего мужа.
8. Пускай она приедет, сжалится надо мной и сделает это.
Если кончится тем, что я выкину ее вещи, мне не будет прощения ни от нее, ни от себя самой.
9. Если дочь приедет, она меня очень обрадует.
1. Вчера на барбекю кто-то спросил меня, есть ли у меня дети. Я чуть было не ответила: «У меня когда-то были дети». Думаю, в том, что я так ответила, не только моя вина.
Глава четвертая
Шила начинает заново
Поздний вечер. Шила сидит с Мишей в свете флуоресцентных ламп в дальней части дешевого итальянского ресторана. Каждый столик занят людьми.
Шила (официанту). Мне, пожалуйста, «радужную на гриле».
Миша кивает официанту, тот уходит.
Шила. Не знаю, может, надо было взять что-то другое…
Миша. Хороший выбор.
Шила (в возбуждении). Я его совсем не понимаю! Знаешь, я, конечно, отдаю себе отчет, что жениться мы не собираемся. Я не вкладываю в эти отношения какой-то большой мечты. И себя я не позиционирую как человека с такой мечтой, но, конечно, на самом деле она у меня есть, потому что я уже была…
Миша. …замужем, да. Думаю, когда я еще не состоял ни в каких отношениях и спал со всеми подряд, я сильно противился мысли, что эти
