иметь, Анаис.
Дез стонет, почти касаясь моей шеи, и продолжает:
– Верить. Довериться, Анаис. Ты говоришь, что никому не будет достаточно тебя, однако если кто-то положит к твоим ногам весь чертов мир, то тебе этого будет мало. Ты не видишь, что самая такая же. Ты хочешь, чтобы все вращались вокруг твоих страхов и глупых параной.
Прохладный ветер поднимается в раздевалке. Он проникает через незакрытое окошко и хлещет по нашим переплетенным телам, однако слова Дезмонда превращаются в ледяную плиту, на которой пытаюсь удержаться.
– Ты очень худа. – Дез прикасается к ребрам. – Я могу почувствовать каждую кость, которая хочет вырваться наружу из твоего тела. Измученного и исполосованного тела…
Плач становится безудержным, и рыдания сотрясают грудь.
– Хватит, прошу тебя.
Он прав.
Та девушка, которую он описал, это я, и все еще не могу освободиться от нее.
На мгновение, сквозь слезы, вижу, как его взгляд становится участливым, а затем его руки прижимают меня к его груди, и это объятие знаменует, что я окончательно сломлена.
Разрушаюсь в объятиях парня, которого люблю и которому причинила боль.
– Прости меня, – рыдаю я. – О боже, Дез! Пожалуйста, прости меня!
Дезмонд молчит. Его сердце бьется сильно, и он закрывает изумительные глаза, не давая утонуть в них. Однако затем Дез открывает их и пристально смотрит в мои.
Задерживаю дыхание.
Сколько вины он видит, когда смотрит на меня?
И за что винит себя?
«– Объясни мне, что значит твоя татуировка?
– Она означает, что нужно научиться жить вместе с тем зверем, который сидит внутри нас».
Касаюсь его щеки, вспоминая, как он объяснил значение татуировки.
– Я научусь жить со внутренним зверем, Дез. Ты можешь подождать меня?
Его грудь останавливается, а с ней замирает и дыхание. Прошу у него невозможного и отдаю себе в этом отчет.
Дез медленно выдыхает и целует меня в голову.
– Иди домой, малышка. Уже поздно.
Малышка.
Сердце ликует от крошечной победы. Понимаю, что должна дать ему время.
Дез отстраняется. Позволяет привести себя в порядок и уйти, спокойно наблюдая за этим. В его глазах нет ярости, лишь дымка мучений.
Спиной вперед, чтобы иметь возможность смотреть на Деза, делаю несколько медленных шагов к выходу, затем отворачиваюсь и ускоряю ход, чувствуя, как Дезмонд следом отправляется за мной, как несколько недель назад, когда проводил из библиотеки в общежитие. В тот день мы поругались, но он все равно хотел убедиться, что вернусь домой живой и невредимой.
Он не знает, что я заметила его тогда.
Возвращаюсь в общежитие со спокойным сердцем. Мысли, что сделала шаг в верном направлении, радостно подстегивают, и как бы ни хотелось обернуться и застать врасплох Деза, идущего по пятам, а затем снова броситься в его объятия, сдерживаю себя, потому что знаю, что напор и ожидания только отдалят его от меня.
Снова найти потерянное как высвобождаться из плена зыбучих песков, когда смерть тянет снизу, но жизнь крепко удерживает сверху.
Начинаю бежать, на ходу закатывая по локти кофту и обнажая руки. Один за другим срываю браслеты и выкидываю их. Прохладный ветер ласкает раны, и я смеюсь, смеюсь так, как уже давно не делала: с открытым ртом и громко, пока слезы не заливают щеки и дыхание не становится прерывистым.
Подхожу к общежитию и врываюсь в комнату как ураган. Фейт и Брианна что-то готовят на кухне. Это феноменальное событие, и что бы они ни готовили, по запаху оно кажется аппетитным, но меня это не волнует.
Сказать по правде, никогда не волновала еда. Если и наедаюсь до отвала, то только тогда, когда знаю, что останусь одна дома, чтобы потом спокойно выблевать все обратно. Но на этот раз не собираюсь причинять себе боль: я наполнена, но не ею, а радостью. Я еще не сыта, потому что Дез продолжает не подпускать к себе, но достаточно и кусочка, который он дал, чтобы терпеливо дождаться остального, поскольку это именно то, чего заслуживаю.
У меня есть собственная, но весьма уместная метафора происходящего. У меня могла бы быть любовная булимия.
Распахиваю дверь комнаты и кидаюсь на кровать лицом вниз, приглушая смех подушкой. Не могу не кричать. Эйфория, которую сейчас испытываю, заставляет делать нелогичные вещи, и действительно, подруги тут же с беспокойным видом врываются в комнату и бросаются ко мне.
Фейт держит в руках половник. На Бри фартук с надписью «Кухня – храм».
Обе такие забавные, учитывая, что никого из нас не назовешь кулинарной мастерицей, но, глядя на их взгляды, не понимаю, почему нелепой сейчас кажусь я.
– Вы выключили газ?
– Да, – успокаивает Фейт, – но…
– Вы возились с духовкой?
– Она прекрасно работает, – отвечает Брианна. – И нет, она не была включена, однако ты…
– Так что же вы готовили?
Пытаюсь переключить внимание на ужин или то, что они там пытались приготовить, но подружки не поддаются и продолжают смотреть испепеляющими взорами.
Окей, я сама напросилась.
– Я оставила бы тебя без ужина, если бы ты хоть что-то ела, а не голодала как обычно. Это единственная угроза, которая приходит в голову, чтобы выпытать, почему ты такая радостная… Хотя это не то чтобы меня расстраивает.
Тон голоса Бри за несколько секунд меняется от угрожающего до дружелюбного.
Усаживаюсь на кровать, подкладывая подушки под спину, и смотрю на подруг. Затем осматриваю руки и, улыбаясь, подношу их к лицу. Вдыхаю запах Деза с запястий. Так было когда-то: его запах оставался на мне, а я вдыхала его часами напролет после ухода Деза.
Делаю так и сегодня. Запах Деза по-прежнему все тот же.
– Дез… – бормочу в экстазе, прежде чем оглушительный крик, ладно, два крика оглушают барабанные перепонки.
Бри извергает звук, полный раздражения. Она не принимает известия, как я и ожидала. Фейт, напротив, визжит от воодушевления, учитывая, что помогла мне. Мне помог ее пинок и слова. Она не просто желала мне добра, но нашла в себе храбрость сказать, как оно было на самом деле, не подслащивая горькую пилюлю и не проявляя деликатность в страхе, что может сломать меня. Я должна была узнать, что находится внутри меня. Внутри оказалась история искуплений и раскаяний. История, главная героиня которой должна бороться за любимого мужчину, а не жалеть себя.
Я прочитала свою историю. Историю, которую писала все то время, что жила без Дезмонда, и страницы которой только теперь, найдя в себе силы, сумела перелистнуть.
Я была глупа, ведь впустую потратила месяцы.
Кажется, что потеряла слишком много времени. Будто прошла целая жизнь, но надежда от мысли, что могу
