случайно, верно? А для этого нужно отрешиться от попыток искать дорогу и позволить коню самому идти вперед — он тебя к нужному месту и приведет.
Согласен, довольно шаткое построение, но другого у меня нет. Зато есть мысль, которая, собственно, и греет, и обнадеживает — глава Чародейного Приказа как-то узнал, что я хочу пригласить его на пир. Это при том, что про это желание знали только я да Ржевский. Так что, возможно, у него есть какая-то волшебная способность узнать, что его ищут. А если она есть — то и сейчас он может узнать, что я его ищу, и откроет мне путь к своему Приказу.
Надеюсь.
Было и второе соображение, совсем уже хлипкое — во время моих блужданий по московским улицам я могу встретить судных дьяков и просто попросить отвести меня к Приказу.
Пока не работает. Ни то, ни другое.
Никаких неизвестных мне зданий не попадается на глаза, и судные дьяки тоже как вымерли. Хотя нельзя сказать, что они постоянно мозолят глаза.
Копыта коня мерно топали по доскам мостовой, я ехал, погруженный в размышления, вокруг меня, обтекая меня, проходила московская жизнь. Мы с конем забрели севернее Кремля, в Сретенскую слободу. С одной стороны проходили паломники, с другой — звенела медь мастерских, покрикивали торговцы печатных картинок, в воздухе стояли запахи печеного теста, просфор, сухарей. С неба слетали редкие снежинки.
— Будь здоров, боярин Викентий.
Конь остановился. Потому что перед ним стоял боярин Ровнин. В длинном черном кафтане.
— Будь здоров, боярин Георгий.
Я спрыгнул с коня и встал напротив главы Чародейного Приказа. Похоже, сработало. Я его нашел.
Или он меня.
— Слышал я, что ты ищешь меня?
Интересно, откуда б он мог это услышать? Прямо холодок по спине пробежал — возможности судных дьяков откровенно пугали.
— Ищу, не обманули тебя.
— Меня не обманывают.
От этих слов не то, что холодок пробежал — айсберги поползли.
— Идем со мной, боярин Викентий, я у тебя в гостях побывал, теперь к себе в гости приглашаю.
Я проглотил рвущиеся с языка слова «А я смогу из этих гостей вернуться?» и зашагал следом за ним. Мы шли по узкому и короткому переулку, который упирался в широкие раскрытые ворота. За воротами виднелся терем, желтевший бревнами сруба, по здешнему обыкновению, невысокий, этажа в два, не больше.
* * *
— С чем чай будешь, боярин Викентий?
Небольшое помещение, в котором, собственно, и помещался только стол, два стула, да пара сундуков. Мы с Ровниным сидим друг напротив друга, а перед нами дымятся кружки с чаем, да миски с различными сладостями.
— С…
Я протянул было руку к миске с красными шариками — малиновой смоквой. Пальцы уже нависли над ней, как миска отъехала в сторону. Сама. Ровнин кашлянул и хмуро посмотрел на нее. Миска упрямо вздрогнула, но не пошевелилась.
— С баранками, — определился я, старательно делая вид, что ничего не замечаю.
Чай в Чародейном Приказе был волшебный. В переносном смысле этого слова. Надеюсь. Ароматный, черный чай с легкими добавками каких-то травок, горячий именно до той температуры, когда язык он уже не обжигает, но еще не превратился в мочу молодого ослика.
— Помню, на пиру у тебя выносили эти медные кувшины с носиками…
Я не сразу сообразил, что боярин имеет в виду.
— Самовары.
— Да, они. С чаем которые. Откуда взял такие?
— Медники по моему заказу сделали.
— Хорошая вещь. Чай постоянно горячий, да и вообще — удобно.
— Пришлю один тебе… кхм.
— Я за ним своего человека отправлю, — глава Чародейного Приказа, спрятанного от человеческих глаз, понял мое затруднение, — Чтоб тебе опять не пришлось меня искать. Кстати, зачем ты меня искал-то?
Я посмотрел в спокойные глаза боярина. Которые яснее ясного говорили, что он прекрасно знает, зачем я здесь.
— Девушка у меня пропала. Прямо из терема.
— Думаешь, здесь бесы замешаны или какое другое черное колдовство?
Издевается, гад.
— Да нет, вроде бы обычные люди ее украли. Из тех, что с боярами ко мне на пир приехали.
— Если бесы или колдуны тут ни при чем — зачем ты меня-то искал, боярин Викентий? Или ты моих людей обвинить хочешь?
Спокойный такой голос. Ровный. Отчего еще страшнее. Потому что именно их я и собирался обвинить. Вот только этот «ровный» голос как бы подсказывал, что это — плохая идея. Очень плохая.
— Да, боярин Георгий, именно это я и хочу сделать.
Кто сказал, что я всегда поступаю правильно?
Ровнин задумчиво посмотрел на меня, откинулся на спинку стула и отпил чаю. Невысокий, лицо чуть округлое, неприметное, я бы сказал, гладко выбритое. Глова тоже по здешней моде выбрита — а, может, просто от возраста полысела — и накрыта плоской расшитой шапочкой-скуфейкой. Почему-то к этому образу просились очки, такие, обычные, круглые, в тонкой стальной оправе. Но очков Ровнин не носил.
— Про меня, конечно, всякие слухи ходят, мол, езжу я по ночам по Москве в черной карете, запряженной черными рысаками с огненными глазами, да похищаю девиц с улиц, для того, чтобы потом надругаться над ними самым бесстыжим и развратным образом. Не слышал такого?
— Не слышал, — покачал головой я. Хотя та часть про огненные глаза меня впечатлила, — Только на правду это не очень похоже. Что ж это за девицы, которые по ночам по улицам бродят? А если и попадется такая — это ж сколько надо на карете улиц прочесать, прежде чем наткнешься?
Боярин коротко хохотнул и тут же посерьезнел:
— Так почему ты именно ко мне пришел?
Я отпил чаю и поставил кружку на стол:
— Потому что не простая это девица была. Бесовка в человеческом теле. А кому бесовок хватать и тащить, как не Чародейному Приказу?
Ровнин чуть помолчал:
— И не боишься вот так просто в связи с силами из-за Грани признаваться? Наш царь государь страшно не любит такого, тут и боярский чин не спасет. Тем более, что и боярин ты, Осетровский, весьма скороспелый. Хотя и, надо признать, занимательный. Это ж надо — прийти ко мне в Приказ, да потребовать бесовку вернуть.
— Не потребовать. И не вернуть. А сказать — у вас она или нет.
— А если и у нас?
— Тогда и разговор в другую сторону пойдет.
— Неужели грозить мне станешь? Или выкупить ее попробуешь?
— Зависит от ответа, боярин Георгий.
Складывалось у меня стойкое осчусчение, что Ровнин, во-первых, прекрасно знал, что Дита — бесовка, еще до того, как я это сказал, а, может, и до того, как ко мне на пир пришел… А во-вторых — нет ее у него.
— Нет ее у меня, — тут же подтвердил мою догадку глава Чародейного Приказа, — Людям она вреда не причиняет, козни не строит, даже тело себе и то без вреда для человека забрала. Так зачем ее за Грань изгонять?
Так. Интересно. И кто же еще мог Диту похитить? Здесь, все же Москва шестидесятых годов семнадцатого века, а не девяностых двадцатого, здесь людей ради выкупа еще не похищают и заложников не берут. Вернее, берут, но по взаимной договоренности между двумя государствами. А я — не государство и ни с кем договоров не заключал.
— А с другой стороны — она все же бесовка… — продолжал рассуждать Ровнин, — И царь государь, как я уже сказал, свободных бесов терпеть не станет. Так что мне делать тогда?
— Ну, — я развел руками, — Раз нет у тебя моей пропажи, боярин Георгий, то и рассуждать о том, чего нет, не стоит. Надо мне в других местах ее искать. Благодарю за чай, за угощение, как придет твой человек за самоваром — отдам…
Мне в руку застенчиво ткнулась миска со смоквой. Я машинально взял липкий розовый шарик.
—…а мне пора идти.
Ровнин покачал головой, как будто удивляясь моей наглости. А, может, и вправду удивляясь.
— Что, боярин Викентий, неужели даже не спросишь, где она?
— Нет, боярин Георгий, не спрошу.
Не спрошу, хотя, возможно — и даже скорее всего — он знает, кто похитил Диту. Если уж он в курсе, как она тело получила — а было это, между прочим, аж в Мангазее — то наверняка и похитителей знает. Вот только не хочется мне за помощью к сему многомудрому типу обращаться. Что-то подсказывает мне, что его помощь мне может дорого обойтись. Тут одним самоваром не расплатишься.
— Своими силами обойдусь. Будь здоров.
Уже выехав из переулка, я не выдержал и оглянулся. Неужели ж все так просто и Чародейный Приказ находится просто-напросто в Сретенской слободе? Оглянулся — и понял, что черта с два я еще раз свяжусь с этими мутными ребятами.
Не было у меня
