не было. Но ведь для семейной жизни этого мало, правда? Она сама сказала, когда они говорили о своих недостатках, что очень мнительная и подозрительная. Так и есть. Тяжело это выносить.
Вот только ребенок… Ведь это же его ребенок, черт подери! Это не ее собственность. Да, в ее праве запретить видеть его, но ведь он может хотя бы помогать. Обязан помогать. Света должна родить в апреле… Он найдет способ переводить деньги. Для ребенка. Вытрясет, если понадобится, из Питера ее адрес. А если Света откажется от его помощи, будет эти деньги откладывать. Для него. Ребенок вырастет, и тогда…
А если его ребенок будет считать отцом другого человека? Если он когда-нибудь влезет и разрушит его мир?
Черт! Черт! Черт!!!
На Рождество и Новый год Тони уехал к родителям. И там, неожиданно для себя, рассказал им о Свете. О том, что любит ее, что она ждет ребенка. Но что он все испортил, и она не хочет быть с ним. Мать принялась было причитать, отец нахмурился, как будто пытался что-то вспомнить, и вдруг на Тони снова навалилось ощущение дежавю. Как будто это все уже было. Он приехал в Бостон и рассказал родителям, что любит женщину из России. Что у них будет ребенок и они поженятся, как только она получит визу и приедет.
Этого не могло быть, но чувство было таким отчетливым, как никогда раньше.
— Может, все-таки как-то попытаться? — спросил отец. — Что, если тебе все-таки поехать к ней? Если ты ее любишь, нельзя так сдаваться. Тем более, если ты виноват. Пока она замуж не вышла, всегда может передумать.
И Тони снова начал сомневаться. Что, если отец прав? Может, действительно хватит оправдывать свою нерешительность тем, что Света не захочет его видеть? Просто приехать — а там как пойдет. В конце концов, тогда уже честно можно будет сказать себе: я сделал все, что мог. И не рвать потом волосы: мог, но побоялся.
Из Бостона он поехал прямо в Лондон и без предупреждения заявился к Питеру и Люси.
— Есть разговор, — сказал он нахально, поставив ногу в проем, чтобы дверь не захлопнули перед носом.
Выглянувшая из-за плеча Питера Люси фыркнула, задрала подбородок и демонстративно удалилась. Питер, подумав, пожал плечами:
— Проходи.
— Я собираюсь поехать к Свете, — сказал Тони, когда они с Питером устроились в гостиной. — Мне нужен ее адрес. Я знаю, что у тебя он есть.
— Я уже дал тебе ее телефон, — возразил Питер. — Но ты свой шанс про… не использовал.
— Я звонил. Она не брала трубку, — Тони не стал уточнять, что позвонил всего один раз и напоролся на автоответчик.
— Вот как? — выпятил губу Питер. — Извини, я не знал.
— Я позвонил еще в Рэтби. В гостинице.
— Мог бы и сказать, — Питер, похоже, смутился.
— Зачем? Ведь ты все для себя решил. О ней, обо мне. Разве нет? И как ты потом со мной себя вел — это только подтверждало.
Питер молчал, разглядывая свое обручальное кольцо.
— Давай по-честному. Та сцена в холле, о которой ты мне рассказал… Ты ведь прекрасно видел тогда, что я не лапал Эшли. Она действительно пыталась со мной флиртовать, верещала всякие глупости. Может, даже и споткнулась специально. Я просто ее поддержал, совершенно на автопилоте, машинально. Именно в тот момент и принесло этих двух куриц.
— Ну, допустим, — нехотя согласился Питер. — Но дальше… Ты этого уже не слышал. А я — да. И Света. И это было…
— Я понимаю, — перебил Тони. — Но я об этом ничего не знал. Ни о чем. Ни о том, что они говорили. Ни о том, что эта жаба делала аборт. Ни о том, что там была Света. Я мог бы попытаться все объяснить, встать на колени и просить прощения за все грехи, начиная с пяти лет, но я просто не знал, что это надо сделать.
— Почему с пяти лет? — не понял Питер.
— Потому что раньше я себя не помню. Ты бы мог сказать мне в тот же день. У нас и так все было… непросто. Но я знал, что люблю ее и хочу на ней жениться. И у меня еще было время…
— Погоди, так теперь, выходит, я виноват? — возмутился Питер. — Прекрасно!
— Послушай, я понимаю, до какой степени я осел. Я сделал неверные выводы на основе неполной информации. И почему-то мне кажется, что уже не в первый раз. Она не сказала мне, что беременна, и вообще вела себя так, что я решил: я ей не нужен. Понимаешь, мы с ней оба мучились, потому что не могли вспомнить, что произошло в мастерской ювелира. Это превратилось в какую-то черную дыру, и она засасывала в себя все наши чувства друг к другу. Но чисто по-житейски, если отбросить всю эту идиотскую магию — ты бы на моем месте подумал по-другому?
— Не знаю, Тони, — покачал головой Питер. — Не знаю. Может быть, да, а может, и нет.
— Люси была права, я повел себя как капризная избалованная женщина. Позволил своей обиде и разочарованию взять верх. Но если б я знал, что она собралась замуж…
— Что бы ты сделал? — усмехнулся Питер. — Поехал бы к ней сразу же? Не думаю. Очень интересно получается. Ты решил жениться назло Свете, а когда узнал, что и она выходит замуж, вот тут тебя подкинуло?
— Я это делал назло не ей, а себе. А вот она…
— А почему ты думаешь, что она — назло тебе? Может, тоже назло себе.
— И поэтому выбрала ту же дату?
— Она не знала об этом. Люси ей не сказала. Так уж совпало.
— Может быть, еще не поздно, — после долгого молчания сказал Тони. — Ты дашь мне адрес?
— Скажи мне одну вещь, только честно, — Питер посмотрел ему прямо в глаза. — Ты действительно надеешься что-то исправить? Или делаешь это для очистки совести — «я пытался, я приехал, но она меня выгнала, я умываю руки»?
— Честно? — Тони нервно барабанил пальцами по колену. — Наверно, и то, и другое. Хотя все-таки надеюсь на первое.
— Хорошо. Адрес я тебе дам. Но не сейчас. Что-то мне подсказывает, что доктор Каттнер расколол тебя и основательно накрутил хвост. Ты ведь прямо оттуда приехал, так? Давай договоримся, если через две недели не передумаешь, подавай документы на визу.
— А если я приеду — и будет поздно?
— Не будет. Света пробудет в больнице до самых родов. Так что если ты имеешь в виду, что она выйдет замуж, — не волнуйся,
