согласия. Очень многие женщины не хотят быть тем самым балластом, не хотят лишний раз сердить врачей, сестер и потому молча мирятся. Нередко под якобы медицинской помощью может скрываться халатное — а то и вовсе плохое — отношение к роженице.
Доктора порой делают нечто такое, что граничит чуть ли не с насилием. Слово «нет» в родильном зале не всегда воспринимают как «нет».
В большинстве случаев, разумеется, конец истории счастливый. Женщины забывают про все плохое, что им пришлось вытерпеть, ведь теперь они держат на руках самое важное и долгожданное — здорового малыша. И все же так неправильно. Стать доулой я решила в том числе и поэтому — чтобы защищать права женщины во время родов.
— Очень важно, чтобы во время родов кто-то постоянно был с тобой рядом. Только с тобой и только ради тебя.
Мы обсуждаем с Шелби предстоящие роды, я интересуюсь, чего она от них ожидает.
— Только одного — здорового ребенка, — отвечает она, кладя руку на живот.
Я продолжаю задавать вопросы и узнаю, что дома Шелби рожать не хочет — в больнице, и никак иначе.
— Все эти новомодные закидоны не по мне, — категорично заявляет она. — Ну, то есть эпидуралку я хочу, а кесарево не хочу. Если, конечно, будет необходимо, то пусть делают. Но съедать плаценту даже не предлагайте.
Я невольно смеюсь. Наверное, впервые за несколько дней.
Подтвержденных научных данных о пользе плаценты, насколько мне известно, нет. Впрочем, если моей клиентке захочется ее съесть, отговаривать не стану.
Мы продолжаем болтать, и я ловлю себя на мысли, что Шелби Тибоу мне нравится, даже очень — разумная, не надменная, открытая. Она еще очень молода, и это заметно. Когда-то и я тоже была молодой. Шелби уже распланировала наперед всю свою жизнь. Говорит, ей нравится быть полезной людям, хочется им помогать. Сейчас она, конечно, не работает, ведь они с мужем только переехали, но при первой же возможности она устроится на работу. Правда, муж не хочет, чтобы она работала, — ему больше нравится, когда Шелби сидит дома.
— Расскажите мне о своем муже, — прошу я, пользуясь тем, что наш разговор повернул в это русло.
— Что рассказать?
— Да что угодно. Как сами пожелаете.
Шелби рассказывает, что муж у нее работает страховым агентом. В колледже он играл в американский футбол, был лайнбекером[14] и даже хотел уйти в профессиональный спорт, но травма колена все испортила, с чем он так до сих пор и не смирился. Шелби младше мужа на три года. Встречаться они начали в старшей школе, когда она только перешла в нее из средней, а он был уже в выпускном классе. Как только Шелби исполнилось восемнадцать, они поженились. В колледж она не пошла. Шелби уверяет, что ее муж просто обожает детей и однажды станет прекрасным отцом. Только почему-то забывает, что «однажды» — это уже через четыре недели.
Потом Шелби переходит к главному. Она сомневается, будет ли муж во время родов с ней рядом — во всех смыслах. По ее словам, он довольно крут характером. Не знаю, что Шелби имеет в виду, но как раз поэтому она ко мне и обратилась.
Через два дня мы с ней снова встречаемся в той же кофейне. Теперь уже я предлагаю угостить ее, но она спешно отказывается, потому что ей некогда. Протягивает мне подписанный и ею, и мужем договор.
— Вы все-таки смогли убедить мужа! — Я улыбаюсь.
— С одной оговоркой, — серьезно говорит Шелби.
— В каком смысле?
Отвечает она не сразу.
— Он считает вас аферисткой, намеренной нас обобрать: просмотрел предложения других доул и спрашивает, почему вы так дорого берете. А вообще, изначально сказал, что я рехнулась — спустить столько денег на сиделку.
Что ж, с ее мужем все ясно: циничный бестактный скептик.
Мне далеко не раз задавали вопрос насчет моих расценок. Я работаю независимо от больниц и агентств, и поэтому они действительно несколько выше средних. Зато я предлагаю то, что могут предложить далеко не везде: когда у вас начнутся роды, к вам приедет не просто свободная в данный момент доула, а именно я и никто другой.
— Он нашел какую-то женщину, которая берет всего три сотни, — говорит Шелби. — А я сказала, что она мне не нужна. Мне нужны вы.
— И почему же? — интересуюсь я. Шелби совсем меня не знает — почему она так уверенно выбрала именно меня, а не кого-то другого?
— Вы мне по душе. — Она с улыбкой пожимает плечами. — Но Джейсон сказал, что неплохо бы уломать вас на тысячу…
— Уломать на тысячу?
— А еще лучше на восемь сотен. В общем-то, он отчасти прав. Для одного дня действительно дороговато.
Во мне тут же зарождается нехорошее предчувствие — не нравится мне этот разговор. Работа у меня вовсе не однодневная: во‐первых, я сопровождаю на прием к врачу, во‐вторых, встречаюсь с клиенткой, например как сегодня, в‐третьих, помогаю в день родов и проведываю сразу после них. А кроме всего этого, я еще и постоянно на связи. Фактически я ставлю свою жизнь на паузу ради клиентки. Тем не менее Шелби я свои мысли не озвучиваю.
— Простите, Шелби, но мои расценки обсуждению не подлежат, — говорю я твердо.
Та снова пожимает плечами, уже с более дерзкой улыбкой. По-моему, я заблуждалась насчет этой девушки. От ее
От ее недавней застенчивости не осталось и следа. Сегодня она смела, уверена в себе. Так какая же она на самом деле?
— Что ж, попытка не пытка, — говорит Шелби. — Хотя какая разница, если он уже и так согласился, правда?
Странно еще кое-что: день сегодня серый, пасмурный, а Шелби пришла в солнцезащитных очках, которые не сняла даже в кофейне.
Кейт
Одиннадцать лет назад Май
Через наш город течет река, вдоль берегов которой извиваются живописные дорожки. Местечко это, известное как Риверуок, — жемчужина нашего города. По выходным сюда стекаются сотни людей. Они гуляют по мощеным дорожкам, бросают в фонтан монетки, фотографируются на крытых деревянных мостах, перекинутых через реку.
В самом центре города дорожки ярко освещаются, а вокруг — изобилие цветов, первозданная природа и ни единого сорняка. На улицах поблизости можно встретить множество элитных бутиков, а также баров и ресторанов, которых в городе около полусотни. Припарковаться здесь по выходным практически невозможно.
Чем дальше удаляешься от центра, тем лесистее становится берег. Широкие ухоженные дорожки сменяются тропинками, проложенными за долгие годы людскими ногами. Узкие полоски вытоптанной земли, рассекая травяной ковер, петляют
