ты еще и невежа?!
Арзауд вытянул одну из множества своих рук-сучьев, и тотчас с нее упала змея, чтобы ядовитой стрелой ринуться к ногам Матильды. Матильда презрительно усмехнулась, набрала в грудь побольше воздуха… и со всего маха опустила рубель на подползающую гадину. От змеи осталось мокрое место.
Из-за трона высунулось нечто лохматое и пискнуло испуганно:
— Матильда!
Белая плесень исчезла со лба Арзауда, из-под коры вылезли три чахлых подснежника:
— Матильда? Та, что в свите Срединного? Очень интересно! Где же Контанель?
Матильда перехватило рубель поудобнее:
— Тебе не достать, пень трухлявый!
Арзауд недовольно сморщил кору:
— Зачем ругаешься, женщина? Твоему слепому взору недоступно зрелище струящихся во мне жизненных соков, мне всего лишь триста лет!
— Ах ты, колода гнилая!
— Почему это Срединное отродье здесь?! — неожиданно тонким голосом взвизгнул Арзауд. — Лысый!
Из-за трона снова высунулась нечто лохматое и пролепетало:
— Прости меня, повелитель, я промахнулся, вместо Контанеля лошади сшибли эту женщину…
— Очень хорошо, но почему она здесь?!
— Рене превратил ее в призрака.
Арзауд встал с трона во весь свой огромный рост, гнилушки заколебались, и чудовищная тень на полу угрожающе колыхнулась.
— В призраки? Ха-ха-ха! — смех повелителя эхом заметался под сводами зала. — Всего-то?
Гнилушки слетели со стен, роем закружились вокруг Матильды, из отдаленных углов полезли какие-то пни, коряги, ворохом высыпали грибы-поганки…
— Мерзость! — Матильда обвела зал полным ненависти взглядом.
Огнемет! От струи огнемета они не вспыхнули бы ярче, чем от ее взгляда! Истошный вой потряс стены, злосчастные создания корчились в огненных языках, поспешно бежали те, кто избежал смертоносного взора, а сам Арзауд невольно попятился, испуганный неведомый ему силой.
— Кто ты? — прохрипел он.
— Я — женщина, у которой ты отнял надежду!
Гигантская туша Арзауда, раскачиваясь, теряя на ходу сучки и куски коры, устремилась к выходу, но, настигнутая гневными глазами мстительницы, завертелось на месте, вспыхнула и, наконец, с треском взорвалась, расшвыривая в стороны горящие щепки. Арзауду пришел конец.
Быть может, сыграло роль то обстоятельство, что ослабла сила демона — ведь от Луны осталась лишь ущербная половинка, а может быть, заряд ненависти Матильды был непобедимо могуч, но результат один: догорала, потрескивая, погибшая нечисть, разбежалась уцелевшая, откуда-то доносился жалобный разноголосый вой, дым торопливо уходил в отдушины под потолком.
— О, подлая и мерзкая… — раздался голос позади Матильды.
Мгновенный поворот, удар (пригодились-таки навыки Стальной Молнии!) — и посыпались осколки хрустального зеркала. Тильда еще не вышла из воинственного ража и озиралась: не объявится ли новый противник. Противника пока не было, а из-за трона почтительно пропищало:
— Вас отвратительный просят…
— Чего он просит? — прорычала дева.
— Поговорить им с вами надо, — пояснило из-за трона.
— Ну, слушаю! — Матильда опустила рубель.
На сей раз изображение осторожно возникло в самом дальнем углу зала.
— О, подлая и мерзкая…
— Ты чего ругаешься, облезлый? — перебила его дева.
Старый плешивый черт недоуменно вытаращился:
— Но это же титул! Вы завоевали его в борьбе, и теперь он ваш!
— Титул, говоришь? — Матильда подумала и изрекла: — Зови меня просто уважаемой и хватит.
— Уважаемая Матильда де Спеле, — продолжал отвратительный торжественно: — вы победили тысячного Арзауда и можете воссесть на его трон. Отныне все его слуги — ваши слуги, все его земли — ваши земли, все его жены ваши жены… Пардон!
— А мужей у него нет? — расхохоталась Матильда. — На кой черт мне его жены?
— Мужей… Мужья — не проблема для вас. Вашей железной руки будут добиваться принцы преисподней! Ох, чует мой нюх, что недолго вы будете украшать сей трон… — залебезил отвратительный. Ведь точно, вознесется она вскоре на недосягаемую высоту (то есть, опуститься недосягаемо низко). Быть может, тогда вспомнит старого служаку, наградит, повысит (то есть понизит)…
Но даже перспектива трона и преисподних принцев не вскружила Матильде голову, тут де Спеле был неправ.
— Ладно, поболтали — и хватит! — отрубила стойкая девица. — Мне пора.
— Но трон! Позвольте, так не полагается! Это нарушает все законы! — возмутился отвратительный, пытаясь изнутри стереть копоть с волшебного зеркала.
Но Матильда уже и сама сообразила, что вместо нее на вакантный трон сядет другой — вон, сколько тварей из щелей и дверей подглядывает! — А новый правитель может оказаться еще хуже старого и навредить Рене и Контику.
— Ладно! Самая я не воссяду, недосуг мне, но оставлю вам заместительницу. Эй, как там тебя… Ашенна! Слышь, девка, давай сюда!
Послышалось перешептывание, спор двух голосов, потом резкий приказ призрака — и Ашенна явилась.
— Отчего вы предлагаете оставить именно меня? — спросила Ледяная довольно кисло, ведь что тут непонятного: хотят отвлечь от де Спеле! Ситуация собаки на сене существовала всегда.
— Оттого оставить, что ты с этой нечистью лучше знакома! — простодушно ответила Матильда. — Разберешься с ними, покомандуешь.
— Могу заметить, что этому не столь трудно научиться.
— Я-то научусь, но тебе тоже придется кое-чему научиться, — ехидненько ответила Матильда. — Стряпать-то ты умеешь?
— Мне приносили жертвы! — гордо заявила Ашенна.
— Готовенькое, значит, печеное-вареное, а сама сковородку от жаровни не отличишь! Та-ак… Свинью не заколешь, кролика не обдерешь, курицу не ощиплешь, суп не сваришь, тесто не заметишь, лепешку не испечешь. А верхнее и исподнее постирать да выгладить? Вижу по глазам, что первый раз о таких делах слышишь. А мужчинам, ох, как много чистого надо! Бельишко починить, чулки заштопать. А больного пользовать? С ложки покормить, из чашки напоить, горшок подать, нос вытереть, да и помыть?
Увы, если дела любовные были Ашеннной пройдены хотя бы теоретически, то в делах житейских она была полнейшем профаном и напрасно уверяла господина де Спеле в своем полном образовании.
— Но господину Срединному ничего этого не надо! — сообразила Колдунья.
— Это точно. Золотой муж кому-то достанется! — мечтательно закатила глаза хитрая Матильда. — Ни кормить, ни стирать… Повезет кому-то!
От негодования Ашенна широко распахнула очи, но Матильда продолжала наставительно:
— Вот и надо ему помогать, чтобы на сторону не глядел. Сама знаешь — мужчине не угодишь — сразу по сторонам заглядывается. Не за ним, а за а Контанелем присматривать надо, понятно? Мальчишечка он еще и человек. Не доглядишь — помрет, как тогда в глаза Рене смотреть будешь? Да и из Цепи того, как пить дать, вылетишь. Нечисти на свете много, а таких, как наш Контанель, виконт де Эй, храбрецов таких — поищи!
А ведь Матильда права, надо помогать господину де Спеле. И Матильда, возможно, не лукавит, не устраняет таким образом соперницу, нет у нее больше прав на господина Срединного, разве что дочерние.
Но и тут Матильда перерезала пути к отступлению:
— Если уж я дочерью ему сделалось, то присмотрю, чтобы какая вертихвостка моего дорогого папочку не окрутила! Мне мачеха нужна не какая-нибудь, а работящая, приветливая, умелая, да без норова!
