у кого не было денег, платили нам продуктами и гостеприимством, когда мы добирались туда, куда плыли. Отец вообще не гонялся за деньгами. Его главным занятием было собирать и сохранять морские образцы для музеев и колледжей. К концу он на этом создал себе имя. Конечно, мы никогда не получали много денег, но нам это и не нужно было.
Кинтайр поднял стакан на свет, выпил и запил глотком обжигающего кофе. Почему он говорит об этом? Он никому не говорил о своей молодости, за исключением Трига, но это его друг уже двенадцать лет. Триг познакомил его с дзюдо, надеясь, что дисциплина тела, как и дисциплина ума поможет ликвидировать ужас. А Коринна вытянула из него эту историю за несколько часов, даже не зная, что она это сделала.
Прошлой ночью он принял ее за Морну.
– Что случилось? – спросила она.
Тон ее говорил, что он может не отвечать, если не хочет.
– Тайфун и подветренный остров, – ответил он. – Выжил только я.
Он взял сигарету. Она сложила руки и ждала – на случай если он захочет сказать больше.
– Это было на островах Гильберта, – продолжал он, почувствовав на языке вкус дыма. – Английские власти отправили меня домой. Опекуном стал двоюродный брат моей матери. Поэтому я отправился в интернат, о котором говорил, а летом работал на приморском курорте. Не жалейте меня. Это была хорошая жизнь.
– Но одинокая, – сказала она.
Он улыбнулся краем рта.
– Путешествует быстрей тот, кто путешествует один.[34]
– Теперь я многое поняла. – Она держала чашку так легко, что он побоялся сломать свою. Сухожилие за сухожилием он расслабил пальцы. – Да, – сказала она, немного погодя. – Вы всегда удивляли Брюса. Как, наверно, большинство. Вы словно никому и ничему не принадлежите. И однако принадлежите. Миру, который затонул в океане.
Это его задело. Не вдаваясь в самоанализ, он считал, что живет логично и упорядоченно.
– Когда-нибудь вы его снова построите, – сказала она. – Не физический корабль, конечно, у вас есть более серьезные задачи, но личный мир.
И снова это был удар: ему показали, что он словно выброшен с Марса.
– Пожалуйста, – сказал он резче, чем намеревался, – я не считаю, что моя личность – самая интересная тема на земле.
Она кивнула, словно про себя. Длинные волосы упали на щеки.
– Конечно.
– Может, сейчас лучше отвезти вас домой, – сказал он без особого энтузиазма. – Вы завтра работаете?
– Только если захочу, сказал мне босс. Я собиралась, но… А вы торопитесь?
Напротив. Не думаю, чтобы я смог долго спать.
– Может, пойдем куда-нибудь еще и поговорим? Я хотела бы кое о чем вас спросить.
– Мне нравится, когда меня спрашивают. И я знаю подходящее место.
* * *
Маленькое, темное, чисто мужское место, чуть смягченное музыкальной шкатулкой в виде телевизора. Кинтайр отвел Коринну в кабинку в глубине зала.
– Здесь подают газированное пиво, – сказал он. – Единственное хорошее пиво, которое делают в этой стране.
– Нет. Не хочу. Еще одна порция ирландского, если можно. Обещаю не торопится.
Голос ее звучал так же легко, как слова.
Тем не менее ему не нужно было напрягаться, чтобы почувствовать, что что-то с ней не так.
Спустя какое-то время она встретилась с его взглядом, не позволяя ему отвести глаза.
– Доктор Кинтайр, – начала она.
Он хотел попросить ее звать его по имени, но потом подумал, что этот американский обычай звать по именам нисколько не способствует близости.
– Да? – ответил он.
– Я… я хотела бы поблагодарить вас за удивительное время, которое дало мне гораздо больше, чем вы представляете. А потом отправилась бы домой. Но…
Он ждал.
– Не знаю, как это сказать, – запинаясь, продолжала она. – Я знаю, что вы были для Брюса … братом, какой у него должен был бы быть. Но я только сегодня вечером почувствовала это. – Она поискала слова. Наконец: – Не думаю, чтобы я повредила себе, разговаривая с вами серьезно.
– Надеюсь, нет, – сказал он так же серьезно, как она. – Но обещать не могу.
– Почему вы вчера вечером пошли к Майкелисам?
– Сам не знаю.
– Вы хотели узнать, кто убил Брюса? Так?
– Я не назначал себя детективом. Полиция выполнит эту работу бесконечно лучше меня. Но я думал…
– Что вы думали?
– Я не хотел бы никого обвинять…
– Вы можете понять, что значил для меня Брюс? – Она спросила тихо, словно ее вопрос для нее очень важен. – Мы были не просто брат и сестра. Мы всю жизнь были друзьями, и у людей для этого просто нет слов.
– Знаю, – ответил он. И мало кому на земле он мог сказать то же самое. – У меня тоже была младшая сестра.
– Даже после того как он ушел из дома… вы можете себе представить, как он обо мне заботился? Как часто он вмешивался и разговаривал с одинокой, смущенной, несчастной девочкой, которую никто не любил; как знакомил меня с людьми, с которыми я чувствовала себя как дома; как залечивал раны, когда я ссорилась с родителям, которые не понимали меня; как уводил из проклятого офиса и вел в музей, где я могла делать то, что хочу, и верить, что в этом есть какая-то ценность. Вы знали Брюса, но знали ли эту его сторону?
– Нет, – сказал Кинтайр. – Он не говорил об этом. Но да, могу себе представить.
– И его куда-то заманили, и пытали, и убили, – сказала она. Лакированные ногти побелели, когда она сжала пальцами стол.
Кинтайр не притрагивался к ней, но протянул руку. Она ухватилась за нее. Опустила голову. А когда подняла, он увидел на ее лице слезы.
– Простите, – глотнула она. – Я обещала не реветь, а потом…
Кинтайр позволил ей поплакать. Это длилось недолго и было нешумно.
Наконец она очень тонким голосом спросила:
– Почему это сделали? Почему сделали с ним, с единственным на всей земле?
– Не знаю, – ответил Кинтайр. – Просто не знаю.
– Но вы можете предположить? Вы знаете всех участников. Этот писатель, с которым он поссорился. Бизнесмен, владелец манускрипта. Джин Майкелис. Вы можете ошибиться! Даже его девушка. Да простит меня бог за то, что я говорю это. Но кто?
– Зачем вам это знать? – спросил он.
– Зачем? – Это поразило ее. – Как зачем? Чтобы понять…
– Хотите быть уверены, что в следующий раз убийца не поразит вас? Думаю, вам можно этого не бояться.
– Конечно, нет! – вспыхнула она. – Я хочу знать, чтобы мир снова приобрел смысл.
– Это слишком метафизично, чтобы быть правдой, – сказал он.
Она дрожала от напряжения. Потом откинулась, взяла стакан с виски, сделала глоток и холодно спросила:
– Что вы делали вчера