срываться простым отсутствием денег. Это уже было ближе ей, и, похлопотав по дому, она вскоре положила передо мной небольшую, тщательно разглаженную пачку банкнот и увесистую горсть монет. Пока она искала подходящую сумку под эти богатства, я послюнил палец и пересчитал. Почти сорок фунтов! Немыслимое богатство! Неужели деньги росли в ее погребе так же, как чертово вино?!
Ночь мы снова провели вместе, а на утро я двинулся прочь – в незнакомую деревню, с тоской вспоминая мой домик и уже ставшие родными улочки, лица друзей и просто знакомых.
…
Около трех лет у меня ушло на то, чтобы по очереди – в том порядке, что указывала Аника – обойти все окрестные деревни, обжиться в них и собрать информацию. Ежемесячно я возвращался к ней и проводил с ней неделю или чуть больше. Ее домик рос и обрастал камнем и новомодной черепицей, вычурные чугунные канделябры давно выправились вверх, дом заполнился хорошей мебелью, а старые табуреты и скамьи пропали без следа. Но если в начале изменения были малоуловимы и незначительны, к концу третьего года они превратились в бешеную лавину.
Женщины шли к ней непрерывным потоком, но ни разу, Отче, я не видел, чтобы две из них столкнулись на пороге или обменялись приветствиями в лесу. Ума не приложу, как она это делала, но женщины приходили строго по одной, и следующая не появлялась до того момента, как предыдущая не скроется в дали, а жуткая кушетка не будет отмыта от крови. Крови Аники, конечно. В дни паломничества мне строго-настрого было запрещено появляться в доме, поэтому я изнывал от скуки в нашем старом домишке, а если становилось совсем невмоготу, таился в густых зарослях на безопасном отдалении от дома и наблюдал.
В большинстве это были богатые дамы под густыми вуалями с затянутыми в перчатки или митенки руками, в наглухо закрытых платьях, не оставляющих ни пяди тела, по которым их мог бы признать случайный встречный. И, конечно, было ясно, откуда у Аники столько денег, ведь каждый раз она меня ими щедро снабжала. Впрочем, она принимала не только аристократию. Частенько к ней ходили и простолюдинки. Но тоже что-то несли – в основном, еду. Помню одну мисс, которая тащила через лес тяжелый мешок, оставляющий кровавый след, а потом вывалила у порога четверть барана.
Последним моим заданием был этот город - Керси. На него ушло гораздо больше времени, чем на остальные селения. В деньгах я не нуждался, благодаря моей любимой, но, чтобы не вызывать подозрений своим праздным житьем, устроился в пекарню на ночную работу. Дни же проводил в обычном режиме – наблюдая, подслушивая, собирая по крупицам оброненные женские пересуды. А среди пересудов все чаще звучал главный – небывалое повышение плодовитости населения. Местные кумушки, обмахиваясь на тенистых верандах веерами и опахалами, в голос жужжали:
- … в положении, а ведь несколько лет не могла. И Либби тоже.
- … у Либби – темная история. Мужа схоронила больше года назад, а разрешилась только в мае!
- Да, ну брось… Ты разве Либби не знаешь? Она бы никогда… Может, переносила?
- На три месяца?..
И все в таком духе. Закоснелые старые девы, вдовы, одинокие, слывущие до того бесплодными и больными. Запомнилась мне история девицы, которая еще в детстве получила удар копытом в живот и осталась на всю жизнь инвалидом по… кхм… женской части. Даже она умудрилась понести. Правда, все кумушки сходились на том, что «хахаль явно был не в себе», ибо «тупее и безобразнее существа, чем эта Кет, не найти больше ни в одном графстве».
Все эти пересуды смущали, но и радовали. Значит наша благая цель достигнута! Женщины – симпатичные и страшненькие, замужние и одинокие, богатые и бедные, больные и здоровые – будут растить детишек и радоваться жизни!
А потом что-то начало меняться…
…
Однажды перед ночной сменой я сидел в местном трактире за кружкой эля и большой тарелкой горохового пюре, наблюдая за окном серый сентябрьский дождик. Основная масса завсегдатаев обычно приходила позже, поэтому кроме меня в зале было всего несколько мужчин. Все они сидели за одним столом и почти не разговаривали, поэтому я сначала и не обращал на них внимания.
Но в какой-то момент дверь распахнулась, и все они, как по команде, вскинулись на вошедшего. Тот покачал головой, придвинул еще один стул и, дав знак хозяину, коротко произнес:
- Ничего.
- Да как же?! Неужели Мэри ничего не слышала? Никогда не поверю! – посыпался град восклицаний и вопросов.
- Ни-че-го! – повторил вошедший, осушил в несколько глотков принесенную кружку и категоричным жестом пристукнул донышком о стол.
- Я же говорил, это не мой это ребенок! – плаксивым тоном застонал сухонький, невзрачный человечек, почти незаметный на фоне крепких сотоварищей, - Эта сука сначала загуляла, потом понесла и вот теперь, когда разоблачение близко, сбежала с любовником, прихватив все мои сбережения!
- Роберт, успокойся… Может, ты ошиба…
- Даже золотое распятие моей матери! И серебряные ложки!
- Не могла она! Ты разве жену свою не знаешь?
- Знаю я эту суку! – канючил Роберт на одной безнадежной ноте, - Клялась мне у алтаря! А то, что детей у меня быть не может, я ведь сразу ей сказал.
- Так может, поправился… - вставил кто-то несмело.
- Если бы поправился, то знал бы! Наковальня все время под рукой, а вот молот...
- Послушай, - строго сказал недавно вошедший, - Мэри не знает. А может, только говорит, что не знает, но…
- У твоей сестры язык, что помело. Если бы что-то знала, выложила бы и без специального приглашения!
- Тут, кажется, все намного сложнее, - ответил тот, пропустив нелестное замечание мимо ушей, - Я тут поразмыслил… Словом, Роб, что там у вас с вашей женой – это ваше дело. Но есть и другие пропавшие! И все, как одна на последних сроках.
- Точно, Кеннет…, - поддержали его, - Я даже слышал, что у самого ленд-лорда племянница пропала. Весь город листовками был заклеен… Но это уж с полгода назад… Так и не вернулась.
- Вот именно, - подтвердил Кеннет, - А еще вспомните: Мимми Касл, Элен Барр, Дженни Чаплин… У всех уже живот на нос лез, из дома почти не высовывались, и вдруг ушли
