Нет, парень, такое никуда не годится. Пока сам не увижу все припасы в дорогу, мы из Хандельсби не двинемся.
И снова я купился на слова Игуля. Пока Альрик всё не растолковал, я и не догадался, в чем тут обман, хотя ведь прекрасно знал, каково по весне в деревнях. У нас в Сторбаше едва ли лучше. Еще понял, зачем меня Беззащитный притащил сюда. Видать, хочет, чтоб я ума-разума набрался, поглядел на хитрые уловки торговца, убедился, что верить можно разве что слову конунга, при людях сказанное. А вот если бы не сказал он про припасы, как бы сложилось? Зашли бы раз в поселение, другой, убедились, что снедью делиться никто не желает, Игуль развел бы руками, мол, сам видишь, я уговор блюду, но не выходит никак. И пришлось бы ульверам тратить время на охоту и ловлю рыбы, да еще и Игулевых людей кормить. В конце похода он бы, конечно, прослезился от нашей доброты, обнял бы, назвал братом и, довольно потирая руки, скрылся б на Раудборгском рынке.
Как бы скучно мне ни было, все дни до нашего отплытия я ходил за Альриком хвостом, вникал в его слова, вместе с ним заглядывал в короба со снедью, нюхал пиво в бочонках, считал мешки с зерном, осматривал колбасы и вяленое мясо. А вдруг Игуль из бережливости порченое возьмет, с прозеленью? Мда, хёвдинг — это не только бежать в бой впереди хирда, но и думать, что делать до и после боя, решать, нужен ли этот бой вообще. Можно, конечно, переложить скучные хлопоты на кого-то другого, я так и делаю, но всё равно должен понимать, как и что делается.
За день до отплытия в наш сарай заглянул сам Стиг Мокрые Штаны. Я было подумал, что нас зовут к конунгу, но хельт хотел узнать, чем думают заняться ульверы. И когда Стиг услыхал про поход в Альфарики, он обрадовался.
— Магнус слышал про несчастья, настигшие Харальда Прекрасноволосого и некоторых ярлов, потому забеспокоился и об ульверах. Вижу, что и у вас в хирде потери. Был же еще один хельт!
Я угрюмо ответил:
— То другая беда. Хельт не хирдманом, а предателем оказался, из разбойников.
— Ясно, — протянул Стиг. — Словом, пойти в Альфарики — мудрое решение. Нам нынче нужно укреплять с ними торговлю.
— А Бриттланд? А твари?
— Может статься, конунг этим летом вообще не пойдет в Бриттланд.
Простодушный не удержался, подошел ближе, влез в разговор:
— Как так? Рагнвальд ждет, пока сарапы еще людей навезут? Чтоб нордов там трэлями заделали?
— Херлиф из Бриттланда, — напомнил я Стигу.
Могучий хельт помолчал недолго, потом сказал:
— Как по мне, ни к чему вам знать больше, но Магнус отчего-то доверяет Каю, хочет, чтоб вы на это лето ушли из Северных морей. Потому скажу, как есть. Не так уж сильны сарапы, как нам видится. Их родина невелика, но за последние два десятка лет сарапы захватили немало земель. Это и Грикланд, и Годрланд с Золотым городом, и север Свортланда, и Иберика. Бриттланд слишком далеко. Держать большое войско там расточительно, перевозить семьи, как это сделали норды, тоже не будут, есть места и получше. Не так уж богат и хорош Бриттланд, как мы привыкли думать. Так что Рагнвальд хочет выждать.
— Так зачем было вообще воевать? — спросил Простодушный.
Стиг хмыкнул.
— Мы спрашивали, но их жрецы не так много знали. Всё твердили, что должны распространить свет и учение Набианора на все земли, что лежат под этим небом.
— А не заворожат ли они всех в Бриттланде, как это сделали с Магнусом? Одно дело — биться с сарапами, и другое — со своими же.
— Не заворожат. Не все сарапы так умеют, и даже не все жрецы. Перво-наперво нужно увидеть самого Набианора. Тех, кто удостоился такой чести, сарапы называют раальнаби, «видевшие пророка». Потом эти самые раальнаби должны несколько месяцев возносить хвалы Набианору, кланяться, круги водить руками, и постепенно в них растет колдовская сила, которой они могут заворожить одного человека. Так что да, чем дольше они сидят, тем больше человек заколдуют, но за одну или две зимы мало что успеют.
— А почему их жрецы волосы на макушке режут? И даже кожу скоблят! — поинтересовался я.
Вдруг конунговы умельцы и это вызнали?
Стиг расхохотался.
— Да это я и прежде знал. Они говорят, что волосы мешают солнцу доносить до них всякое хорошее, но по правде так жрецы стараются походить на Набианора. А тот, судя по всему, лысый.
Так что уходили мы из Хандельсби со спокойным сердцем. Не погибнут под напором тварей Северные острова, не пойдет конунг на Бриттланд, пока ульверы ходят по чужим землям.
* * *
Неуклюжий круглобокий корабль Игуля под названием «Утроба» переваливался по волнам, еле поспешая за «Соколом». Не сразу мы подладились под его ход, крутили парус так и сяк, то подбирая его снастями, то снова распуская, чтоб не уйти вперед торгового кнорра. И дело было не только в небольшом, по сравнению с нашим, парусе, и не только в выпирающих боках, но и во взятом грузе. Игуль забил «Утробу» товарами так, что корабль изрядно просел, и нам пришлось взять большую часть снеди к себе.
Шли мы неспешно, останавливаясь на ночь на островах, иногда в деревушках, а иногда и попросту на безлюдье. Игуль, видать, обошел все здешние земли, потому как знал, где лучше встать. Но коли так и дальше будем идти, то и до Дёккхафа, Мрачного моря, доберемся нескоро, не говоря уж про Альдогу.
Зато вечерами, сидя перед костром, ульверы всё больше узнавали о землях, куда шли.
— Зачем тебе охрана? — спросил я как-то у Игуля. — Мы слышали, что всех разбойников подле Альдоги разогнали.
Причем слышали из первых уст, от тех самых разбойников, но этого я говорить торговцу не стал.
— Так, до Альдоги еще добраться надо. В Северных морях тихо, тут Рагнвальд всех лиходеев повыгнал. Редко какой вольный хирд пробует озорничать. А вот в Дёккхафе всё иначе.
Мы знали, что Мрачное море и не море вовсе, а длинный широкий залив, но название давно прижилось. И что может быть мрачного в заливе? Бури там что ли гуляют особо буйные или твари необычные?
— На южном берегу Дёккхафа живут друлинги, а им всегда норды всегда поперек горла были. Они хотят сами торговать с Альфарики, возить товары в Бриттланд и Валланд, да мы вот мешаем. Корабли у друлингов слабые, от берега далеко не отходят. У наших-то торговцев дела получше идут. Потому друлинги нападают исподтишка, ищут одиночные кнорры, приглядывают за удобными бухтами, чтоб спящими вырезать.
— И много их обычно приходит?
— Всяко бывает. Тут ведь как: если отбиться сумели, значит, мало друлингов пришло, а если не сумели, кто ж расскажет, сколько их было?
Я почесал голову и сказал:
— Так ведь друлинги на южном берегу. Значит, не будем высаживаться на тот берег и всё. Ночевать будем на островах. Там же есть острова?
Рассмеялся не только Игуль, но и Альрик, и Простодушный и еще несколько человек. Будто они лучше понимают, как в Мрачном море дела обстоят.
— Это в Северных морях мы острова знаем, хоть и далеко не все, — ответил мне Беззащитный. — А тут увидим мы издали землю. И что дальше? Вкруг пойдем, чтоб понять, остров-то или нет? А вдруг это мыс выдается вперед? К тому же друлинги тоже не дураки, поди, и на островах могут прятаться.
Потом Альрик снова обратился к торговцу:
— И что, друлинги прям до Альдоги нападают?
— Нет, — помотал головой Игуль. — Есть по серёдке Мрачного моря большой остров, и на нем есть поселение, но не трулингов и не нордов, а… как бы сказать?
— Вингсвейт. Боевое войско! — выпалил с горящими глазами трэлль Игуля.
Вроде бы тот самый, что родом из Альфарики. Именно он должен был указать путь до Раудборга.
— Так они норды? — спросил Эгиль.
Название-то нордское.
— Там и норды, и бритты, и друлинги, и зорники, и древники, и родичи. Есть даже черный человек, будто золой измазанный. Туда берут не по роду или имени, а по силе и храбрости.
— Охолонись! — резко сказал торговец. — Как начнет болтать о вингсвейтарах, так и до ночи не замолкнет. На их острове можно передохнуть будет. Там нельзя сражаться, нападать на кого-то, да и вообще свары запрещены.
— Но есть же боевые круги! —
