Николай I пришел в ярость. Весной 1853 года он отправил в Константинополь посланника, чтобы убедить или запугать султана с тем, чтобы передать христианские привилегии России. Имя посланника было хорошо знакомо семье Нобель. Его звали князь Александр Меншиков, он оставался генерал-губернатором Финляндии и по-прежнему возглавлял российский флот. Однажды на ужине в его дворце Иммануила сподвигли на то, чтобы взялся за доработку своей идеи морских мин.
65-летний Меншиков, за двадцать пять лет до того кастрированный турецким пушечным ядром, был, пожалуй, не самым уравновешенным эмиссаром. Во время визита в Константинополь он предъявил султану ненужный ультиматум, на который тот ответил отказом. Другого ответа, кроме военного, Николай I не нашел. Он сделал осторожный шаг: ввел русские войска в два небольших османских княжества: Молдавию и Валахию, надеясь избежать реакции со стороны других великих держав.
Предосторожность была оправдана, ибо за красивыми словами обоих императоров о защите христианских интересов стояли национализм, экспансионизм и дерзкая политическая игра, затрагивающая самую могущественную на тот момент страну в мире, Великобританию. Османы пребывали в смятении, и ни для кого не было секретом, что царь хочет взять под свой контроль Константинополь, а тем самым и Черное море. Эти амбиции возмутили Великобританию, которая усмотрела в них прямую угрозу торговым связям со своей главной колонией – Индией. Из сугубо своекорыстных интересов лондонское правительство взяло на себя роль защитника османского Константинополя.
Николай I хладнокровно рассчитывал, что другие европейские державы оставят ввод его немногочисленных войск в Молдавию и Валахию без внимания. От Пруссии и Австрии он ожидал проявления лояльности после той помощи, которую они получили от России во время восстаний 1848 года. Великобритания и Франция враждебно относятся друг к другу, и вряд ли можно было ожидать, что они объединятся против России.
Он ошибся в своих расчетах. Первое, что произошло после ввода русских войск весной 1853 года в Молдавию и Валахию, так это то, что Англия послала в Средиземное море шесть военных кораблей, которые, как и французские, встали в Дарданеллах в полной боевой готовности. Кроме того, ожидаемая помощь от Пруссии и Австрии не пришла. Говорят, что это настолько возмутило Николая I, что он повернул к стене портрет австрийского императора Франца Иосифа, висевший у него в кабинете, и написал на обратной стороне «Du undankbare»[15].
В воскресенье 2 октября 1853 года на Санкт-Петербург обрушился ужасный шторм. Два дня спустя султан в Константинополе выдвинул ультиматум и объявил войну русским захватчикам. Вскоре между русскими и османскими войсками начались бои.
В конце ноября адмирал Меншиков привел российский флот к первой большой победе над Османской империей на побережье Черного моря.
* * *
Расцвет русской военной славы остался позади. Необученные солдаты по-прежнему таскали за собой допотопные мушкеты с кремневым замком. Технический уровень развития флота был не лучше. Великобритания и Франция имели на своем вооружении в общей сложности семнадцать суперсовременных паровых судов с гребными винтами, Россия – ни одного. По словам российского военного историка Владимира Лапина, тогдашние русские парусные суда годились лишь на то, чтобы затопить их, заблокировав тем самым фарватер.
У русского морского руководства возникла проблема. К тому же время поджимало. В такой ситуации находчивые изобретатели вроде Иммануила Нобеля были на вес золота. Через неделю после объявления ультиматума Иммануил Нобель, как и многие другие фабриканты в России, получил от правительства письмо, в котором их призывали как можно скорее наладить выпуск паровых кораблей для русского флота. Класс двигателей должен был соответствовать тем, что стояли на британских судах. Предложение выглядело заманчивым, поскольку руководство флота с самого начала обещало последующие заказы. Тот, кто откликнется быстрее всех, мог рассчитывать на долгосрочные и довольно масштабные поставки двигателей для русских военных кораблей29.
Такой шанс компания Nobel & Söner[16] упустить не могла. Уже в декабре предприятие подписало договор на паровые двигатели для трех 84-пушечных судов: «Гангут», «Воля» и «Ретвизан». Вероятно, Нобель получил некую фору по сравнению с остальными. Иммануил и его сыновья чувствовали себя как дома в российском военно-промышленном комплексе, к тому же семейное предприятие уже ранее включилось в подготовку к войне. В апреле 1853 года компания Nobel & Söner подписала контракт на строительство трех артиллерийских и продуктовых складов в Кронштадте – городе-крепости на острове на морском пути у входа в Санкт-Петербург30.
Война не всем несла трудности, напротив. Иммануил Нобель воспользовался случаем, чтобы достать свои старые чертежи морских мин. Размышляя над возможным усовершенствованием их конструкции, он получил неожиданную помощь от Николая Зинина, учителя химии детей Нобеля. К этому моменту Зинин вплотную взялся за нитроглицерин – опасное изобретение своего коллеги Асканио Собреро, несмотря на то что итальянец сам решительно предостерегал от использования этого взрывчатого вещества. Возможно, идею Зинину подал их с Собреро общий парижский наставник профессор Жюль Пелуз, у которого к тому же только что учился Альфред Нобель31.
Известно, что Зинин и Иммануил Нобель одно время снимали дачи по соседству в Петергофе, неподалеку от Санкт-Петербурга. Зинин, которому Военное министерство поручило ставить эксперименты с новым опасным веществом, из соображений секретности работал в старой кузнице рядом с дачей. Зинин верил: нитроглицерин можно укротить32.
Задача состояла в том, чтобы взять под контроль детонацию нитроглицерина. Поджигать его, как порох, при помощи бикфордова шнура, не получалось. Для того чтобы вызвать взрыв, требовалась более высокая температура или мощный толчок. Но как безопасно использовать капризную маслянистую жидкость, этого пока не знал никто.
Зинин был человеком жизнерадостным и довольно неформальным. В один прекрасный день он пригласил своего соседа Иммануила Нобеля и его сына Альфреда к себе в кузницу. Зинин знал мины Нобеля и хотел показать ему взрывчатое вещество. Много лет спустя во время допроса на судебном процессе по поводу права на патент Альфред Нобель расскажет о демонстрации у Зинина «в начале Крымской войны». Зинин нанес вещество на наковальню, ударил молотом и показал: взорвалась лишь та часть вещества, на которую пришелся удар.
Профессор пояснил отцу и сыну Нобелям, что нитроглицерин послужит военным целям, если только найти практичный и надежный способ его детонации. «Я был тогда еще очень молод, – заявил на допросе Альфред Нобель, – но меня все это чрезвычайно заинтересовало»33.
Иммануила тем более, как показывает неизвестная ранее переписка между ним и русским военным ведомством, обнаруженная в Военно-морском архиве России. В конце марта 1854 года Иммануил Нобель отправил письмо генерал-инженеру Кронштадтской крепости. Помимо паровых двигателей и складских сооружений, он предлагал еще и морские мины, канувшие в забытье в дебрях русской военной бюрократии. Швед писал о двух типах мин: с одной стороны, мины с порохом, с другой – «с взрывной силой пироглицерина», то есть с нитроглицерином34.
