Ева Гордон лежала спиной на острых камнях, над ней нависал детеныш-рожденный. Никогда не имевший человеческого облика, он будто бы весь сверкал, совершенно не обтянутый кожей; на его скользких мышцах отражался лунный свет, длинные клыки искрились белизной в черноте ночи. А звериная морда, похожая на собачью больше, чем на человеческую, стремилась к визжащей Еве, которая отчаянно упиралась руками.
Камни под ее спиной окрашивались в красный цвет, цвет крови. Несколько раз огромная лапа протащила ее по булыжникам. Когда Марк увидел это, то стиснул зубы и выругался; он лишь дважды был в схватке с рожденным, и ему не слишком хотелось брать новую планку. Но, не теряя времени, он, стоя еще далеко, поднял с земли булыжник и бросил его в зверя. Тот обернулся и посмотрел на него, умно сощурив глаза, и пасть немного оскалилась, а затем раздался рык.
Ева Гордон судорожно потянулась за ножом, но его не оказалось за поясом. Захлопала рукой по траве в поисках, но он не понадобился – рожденный рывком бросился в сторону Марка. Одним ударом он повалил Касселя на землю. Марк ощутил боль в лопатках, но не растерялся: перевернулся, оседлав рожденного сверху, но всего на несколько секунд, после чего полетел на асфальт, выброшенный сильным толчком.
Ева Гордон с трудом поднялась и сразу ощутила головокружение. Весь мир плыл, земля шаталась и неясной стала ночь – затылок ломило от боли. Расплывчато она видела Касселя, стоящего на асфальте, и видела, что к нему несется рожденный. Прежде она никогда с ними не сталкивалась, никогда их не видела и не сразу поняла, что это не просто преввир, не различив очертания морды в темноте. Она была в ужасе от его силы, прочувствовав ее своей разбитой спиной. Именно такой зверь укусил Игоря.
Ножа она так и не нашла, но нужно было как-то помочь; никому не одолеть его в одиночку. И Ева решила поступить так же, как минуту назад поступил Марк – схватила один из кровавых булыжников и бросила вдаль. Марку это даст немного времени, и, может быть, удобную возможность. Вышло так, как она и ожидала: зверь, развернувшись, метнулся к ней, а Кассель понесся ему вслед и за мгновение до того, как рожденный настиг Еву, Марк смог вонзить в его грудь нож.
Ева Гордон упала без сознания…
Она очнулась, лежащей на траве, и, распахнувшись, ее глаза уперлись в ясное ночное небо, провисающее от звезд. Кругом было очень тихо. Миллионы созвездий пылали, растворяя своим светом мрак, но одно, всего лишь одно из них задержало тогда ее внимание. Большая Медведица. Большой Ковш. Его яркий свет околдовал Еву.
Куда оно вело ее? Вело ее друзей? Спасение это будет или верная гибель?
Сейчас ее друзья, ее братья, были где-то рядом – Ева слышала голоса Рори и Артура поблизости. А Марк Кассель – он молчал. Лежал, уткнувшись лицом в траву, и собирался с силами, чтобы взглянуть на свою кровоточащую рану.
Воспоминания
Ручка опустилась до упора. Тихо скрипнула дверь. Артур Дюваль шагнул в помещение густо затянутое туманом.
В воздухе витали клубы горячего пара. Слышалось тихое журчание воды.
Посреди комнаты стояла деревянная бадья. В ней ссутулившись сидела Ева Гордон. Она зачерпнула ладонью немного воды и с размаху окатила плечи. С ее губ сорвался истошный вопль. Ева вцепилась в край ванной.
Когда крик прошел, осталось лишь тяжелое дыхание – оно просачивалось сквозь сжатые зубы. По всей спине стекали бурые струйки. Они стремились к груди, едва прикрытой мокрыми волосами.
Отдышавшись, она снова взялась за дело. Снова оросила плечи, снова крик. Красная с черным вода потекла по бледному телу. В попытке стерпеть боль, Ева прикусила кулак. Когда жжение отступило, она, обессиленная, уткнулась головой в согнутые колени.
Взору Артура Дюваля открылась белая спина, покрытая бесчисленным множеством глубоких ссадин: там кровь мешалась с черной грязью. Артур подступил ближе и тихо спросил:
– Хочешь, я попробую?
Ева вздрогнула, услышав чей-то голос. Она не слышала, как кто-то входил, и инстинктивно сжалась, прикрыв обнаженное тело руками. Но затем, осознав, что это Артур, она всхлипнула и кивнула. Неловкость покинула ее, при Артуре она никогда ее не чувствовала.
Артур долго присматривался к глубокой алой ране на ее затылке.
–Болит голова?– спросил он.
–Да… Но не так сильно, как спина.– Ее голос дрожал.– Что там?
–Кажется, небольшая шишка,– приврал он.
Быстрее разберемся со спиной, подумал Артур, быстрее покажем Касселю голову. Впервые он обрадовался, что Кассель поехал с ними. Возможно, придется зашивать.
Он принялся смывать с ее кожи грязь. Из глаз Евы ручьем лились слезы.
–Еще чуть-чуть,– приговаривал он.– Потерпи немного,– и зачерпывал новую порцию боли.– Вот теперь точно конец.
Но грязи в ранах было еще много.
Когда все закончилось, Ева не спешила отпускать край бадьи. Она будто не верила, что страдания в прошлом и готовилась к новым испытаниям.
–Нужно, чтобы тебя посмотрел Кассель,– сказал Артур. Он протянул руки:– Поднимайся, я вытру тебя.
–Нет… подожди…
Ей казалось, что если она сейчас пошевелится – то боль сразу вернется.
Артур еще раз посмотрел на ее затылок. Кровь уже не шла. После недолгих колебаний, он решил, что можно немного посидеть, если она того хочет.
Артур опустился подле нее на пол.
–Я принес для тебя кое-что.
Из-за пазухи он вытащил сверток. Ева подняла на него усталые глаза. Артур снял пергамент, и Ева увидела книгу. На миг ей показалось, что где-то она уже видела эту книгу. Записи, которые вел Артур?
–Нашел у тебя дома. Хочешь взглянуть?
Ева посмотрела внимательнее. Обложка показалась ей еще более знакомой. А произошедшее этой зловещей бесконечной ночью начинало тускнеть в сознании.
–Думаю, что это дневник твоего отца. Очень похоже на чей-то дневник.
–Дневник?..– переспросила она, и что-то начало проясняться в памяти. Коричневая обложка… – Ты взял его у меня дома?
–Да, нашел в старом шкафу. Посмотришь?
Ева чуть приподнялась. Обнажились ее белые груди. Ее глаза задержались на пыльном переплете. Ей вдруг вспомнилось, каким переплет был на ощупь – гладкая кожа и чуть шершавый содранный уголок.
–Сколько тебе было лет, когда ты в последний раз его видела?
–Не больше четырех,– рассеянно сказала она, продолжая смотреть на книгу. Она даже забыла на миг о своей боли.
–Да, ведь в четыре ты лишилась дома, и мы встретились, я помню…
Ева привстала и потянулась вперед – послышался плеск воды. Мокрые подушечки пальцев уловили ту шершавость, и будто на секунду она очутилась в далеком прошлом. Она снова была дома, шагнув на пятнадцать лет назад. Затем одно движение руки, шелест страницы – и перед глазами возник первый лист. К нему ржавой скрепкой была приколота старая фотография.
