Так промчалось их первое лето, и в начале сентября Лу выехала в Галлейн. Рильке доверяет свои любовные заклинания почте, отправляющейся вслед за ней, в неведении, что за используемым им адресом кроется место встреч Лу с сыгравшим немалую роль в её судьбе Фридрихом Пинельсом, человеком, к советам которого она не раз прислушивалась.
Доктор Пинельс, врач и возлюбленный Лу, являлся также наиболее частым спутником её многочисленных путешествий. Он был на семь лет моложе Саломе и после восьми лет, прошедших со времени их первой встречи, всё ещё не терял надежды на то, что Лу разведётся и он женится на ней. Он ни разу не упоминается по имени в мемуарах Лу, однако эта история её жизни отражена в одном из наиболее популярных её романов — «Феничка».
В нём Саломе рисует судьбу женщины, которая, по её замыслу, не должна иметь ничего общего с судьбой женских образов Ибсена. Любовь, брак, свобода, вынужденные тайны, — короче, традиционный образ женщины, — не может подойти Феничке, и поэтому темой романа является перелом этого традиционного образа.
Ведь привычное клише соответствует женскому стереотипу, вырабатываемому мужской культурой. Но если путь женщины сходит с путей, которые ей выдумала культура, и при этом её человеческие возможности начинают всерьёз разворачиваться, она явно попадает в проблемы, которые эта же культура предназначила мужчине. Теперь она должна ещё больше страдать, потому что теперь она сама в ответе и расплате за всё. Это значит, что она должна справиться с войной образов в самой себе и преодолеть конфликт с культурой. Феничка сопротивляется мнимому «или-или», которое подвергает женщину идеализации или сатанизации. Проблемы подвижного игрового пространства женщины должны переживаться не в фантазийных эксцессах и не в умственных построениях, но в действительной жизни.
В то время как Феничка счастлива нерегулярными встречами со своим любимым, он попадает в сети старого образца: он хочет жениться на Феничке, чтобы всегда иметь её возле себя. Инверсия маскулинской культуры: как мужчина считает женщину «отдохновением воина», так, возможно, Феничка отдыхает от своих собственных душевных войн и напряжений у мужчины, которого она любит. И всё же архетипы культуры вызывают в героине разлад: Феничка вдруг беспричинно расстаётся со своим возлюбленным, но в своих воспоминаниях остаётся надолго благодарной ему.
«Я никогда не была верна людям, но я всегда верна воспоминаниям», — это кредо-признание Лу заставит её саму сжаться от горечи, когда в 1934 году она будет писать «письмо» к Рильке, умершему восемь лет назад, облекая свои мысли и чувства в форму интимного послания к уже не живущему.
«…Мы стали супругами раньше, чем друзьями, а сдружились не по выбору, а повинуясь узам заключённого в неведомых глубинах брака. Это не две нашедшие друг друга половины, а тот случай, когда целое с трепетом узнает себя в другом целом. Нам суждено было стать братом и сестрой, но ещё в те мифические времена, когда инцест не превратился в грех…»
Рильке же, после отъезда Лу в Галлейн, пишет ей, подробно рассказывая о том, чем занимается: упорядочивает корреспонденцию, читает книги о Рембрандте и Веласкесе, чтобы потом в дождь долго гулять тропинкой, которой они вместе путешествовали сразу же по прибытии в Вольфратхаузен. Лу научила Райнера тому, что сама переняла от мужа: бегать босиком по траве и на рассвете подглядывать за зверьём и птицами. Впервые благодаря ей он так сильно сблизился с природой, что с той поры будет презирать типичное литераторское невежество в этой области.
Не в силах больше без неё обходиться, он решается отправиться вслед за Андреасами в Берлин и поселиться поблизости от её дома. Таким образом снова, как в эпоху Ницше и Рэ, они начинают жить странной троицей, сохраняющей столь же странную симметрию — Рильке моложе Лу на столько же, на сколько Андреас её старше.
Здесь, на вилле Вальдриден в Шмаргендорфе, Райнер, приходя к Лу, надевал голубую русскую рубаху с красной оторочкой под шеей, помогал ей рубить дрова для топки и, моя кухонную посуду, просиживал целыми днями на пороге, когда у неё была какая-либо работа. Она готовила ему его любимые в то время блюда: кашу в горшке и украинский борщ.
Для Рильке это не было ни игрой, ни стилизацией: одновременно он упорно учил русский и увлечённо знакомился с географией. Не будучи слишком уверенным в своём профессиональном будущем, зная, что литературой едва ли удастся прокормиться, он, хотя и записался в университет прослушать курс лекций по истории искусства и этике, в то же время прилежно упражнялся в русском языке. Вместе с Лу они решили, что в будущем ему следует зарабатывать переводами русской литературы, которая в Германии в то время пользовалась особой популярностью.
Весной 1898 года Рильке выехал в Италию, навестив по дороге свою мать, отдыхавшую на озере Гарда. Здесь он — по желанию Лу — по свежим следам пишет заметки, прославившиеся позже как «Флорентийский блокнот».
Сама же Лу в это время, подчиняясь своей весенней горячке путешествий, очутилась в Сопоте. Ведомый любовной тоской, Рильке неожиданно приезжает туда к ней, надеясь, что его примут так, как он нафантазировал себе в посылаемых ей стихах.
Увы, его ждало разочарование. Лу не была сторонницей столь экзальтированных порывов.
«И вновь я был пред Тобою самым жалким нищим на самом заброшенном пороге Твоего существа, которое покоится на широких и безопасных колоннах».
И всё же несколько её слов могли развеять любое отчаяние — в конце концов лишь сумасшедшему поэту дано «таянье Андов влить в поцелуй».
«Будь всегда такой ко мне, Любимая, Единственная, Святая. Позволь, чтобы мы вместе подымались в гору под названием „Ты“ — туда, где высокая звезда… Ты не являешься моей целью. Ты — тысяча целей. Ты — всё!»
Она действительно сумела стать всем — пристанищем и палачом, который, казня, превращает в героя.
Стремясь сделать любимой особый подарок, Райнер разыскал и преподнёс Лу сведения о её предках. Рильке отыскал в Авиньонском архиве подтверждение факта, о котором наглядно свидетельствует очевидный корень слова «Саломе»: её предки являются потомками португальских или испанских евреев, бежавших на юг Франции от ужасов инквизиции.
Слово «Саломе» происходит непосредственно от древнееврейского слова «Шалом», что значит мир, спокойствие.
Известно, что в 1496 году, в нарушение королевского обещания, португальские евреи были согнаны в j церкви, заперты и скопом подвергнуты насильственному крещению. После этого «обращения» за тайное соблюдение еврейских обрядов их ждали пытки и костёр. В католической Франции им было не намного легче, но существовала возможность прикинуться хотя бы гугенотами, религия которых была не столь назойлива и кровожадна и в существенно меньшей степени насыщена нестерпимыми для евреев языческими суевериями и обрядностью.
Таким мог сложиться исторический путь предков Лу по отцовской линии. Может быть, этот факт объясняет и твёрдость Густава фон Саломе при подавлении польского восстания (с католиками у него были, похоже, особые счёты), а также причину, по которой его домашняя прислуга подбиралась из татар. Непьющих можно было найти и среди русских, но татары не употребляли свинины.
