из первосортной сосны.
Никто их не встретил. Даже дворняжка не залаяла.
— Мне не нравится такое молчание, — проговорил Дмитриев, кивнув в сторону домика. — Если я не ошибаюсь, мы все-таки у цели. Вы тут меня подождите.
Колонистов все еще никто не приглашал в уютный домик. А мороз знал свое дело, крепчал. Волей-неволей заставлял он пританцовывать.
— Митьке лафа, — пошутил Саша. — Он тут наглотается своего кислорода лет на сорок вперед.
— Тебе тоже, пожалуй, кое-что перепадет, если придется жить в шалашах, — съязвил Митька Кислород. — Что скажешь, если вот Дмитриев выйдет на крыльцо и брякнет: «Припасайте побольше сосновых веток и пока располагайтесь кто как может». Никуда не денешься, обратно на станцию не пойдешь.
Усталым колонистам такая перспектива не особенно понравилась. Кое-кто просто на глазах скис. Поневоле загрустишь, вспомнив чистые постели, сытые обеды тети Тани, вечера, проводимые в клубе.
Вот не спеша вышел Дмитриев. Все уставились на него, ожидая, что он скажет.
— Ступайте в избушку, — пригласил он.
Озябшие колонисты гурьбой бросились на крыльцо.
В первой половине, наверное, никто не жил. Тут они и поскидали с себя вещевые мешки, топоры и пилы. Лишь освободившись от лишнего груза, они просунули головы в дверь, ведущую в «хозяйскую» половину.
Тут им в глаза бросился сам хозяин. Он лежал на хаке [2] между окнами как-то поперек. У его изголовья сидел мальчик лет десяти. Оба большеглазые, оба чернявые.
— Ну, чего приперлись в лес? — спросил лесник, наверное, продолжая разговор с Дмитриевым, прерванный появлением колонистов.
«В его словах не чувствуется особой любезности, — подумал про себя Саша. — А мог бы показать себя более гостеприимным и дружелюбным, все-таки мы трудиться приехали...»
— Это — постановление правительства. А это — письмо начальника колонии, — пояснил Дмитриев, передавая запечатанные конверты.
Лесник даже не удосужился их прочитать.
— Да что вы, мальчишки, понимаете в лесе? — расшумелся бородач. — Немедленно собирайтесь и уезжайте обратно. Тут не выдерживают даже куда более закаленные мужики.
Ребята, ошарашенные таким приемом, не знали, что и думать.
— Вы чего расшумелись, товарищ лесник? — спокойно проговорил Дмитриев. — Ведь мы не ради этого сюда приехали.
Мальчишка, который сидел у изголовья отца, вдруг сказал:
— Его покалечил медведь...
Не слушая сына и будто игнорируя его слова, бородач проговорил:
— Не нравитесь вы мне.
— Может, мы сами себе тоже не нравимся, — сказал Дмитриев. — Но что поделаешь?
Лесник внимательно взглянул на Дмитриева. Наверное, он не ожидал подобного ответа.
Бородач долго и тяжело закашлял.
— Подай воды, Тагир, — попросил он сына.
Жадно опорожнив кружку, он откинулся на спину. Тут он вовсе замолчал.
— Ребята с дороги. Можно им присесть?
— Чего же вы ждете? Приглашения? Устраивайтесь, — произнес больной человек.
Пролежав так несколько минут, он стал читать бумаги, переданные Дмитриевым.
— Ладно, — более миролюбиво произнес он, взглянув на ребят. — Сколько вас?
— Шестнадцать человек. Пока шестнадцать.
— Часть из вас устроится в избе, — сказал он. — Часть в бане. А завтра сын укажет ваш участок.
— А он сможет? — спросил Дмитриев, скосив глаза на мальчишку.
— В его возрасте я уже возил боеприпасы на передовую, — буркнул бородач. — Я не смогу, сами видите.
Колонисты подумали с облегчением: ну все... Но не тут-то было.
— Кто-нибудь работал в лесу? — спросил он.
— Нет.
— Думаете управиться?
Дмитриев гордо окинул взглядом своих товарищей и бодро спросил:
— Ну как, ребята, управимся?
— А чего не управиться? — не особенно дружно ответили колонисты. Их начинал смущать этот бородач.
— Порыв — благое дело, хорошая штука, — согласился лесник.— В гражданскую войну мы так воевали: «Побьем беляков?» — «Побьем!» — «Захватим село?» — «А чего не захватить?!» Иногда нам удавалось побить беляков, иногда нет... Энтузиазм — оружие, но не самое действенное. У нас в лесу, например, без науки на одном порыве никуда не попрёшь. Та наука у нас называется практикой и сноровкой... Я бы вам посоветовал сходить в аул, он тут, недалеко и поговорить с людьми, одним словом, посоветоваться.
Дмитриев решил пошутить:
— Насчет агитации мы и сами можем...
— Ну что ж, вам виднее.
Первая неделя оказалась особенно трудной. Как ни старались ребята, дело подвигалось медленно. Они не имели еще сноровки, а без опыта было трудно валить лес. Как-то раз подпиленное дерево, падая, чуть не убило Митьку. Юноши осунулись, на лбу у Саши легли первые морщинки. Рашит ходил сумрачный. Только Дмитриев был бодр. Он, посмеиваясь, говорил:
— На днях должен приехать инструктор леспромхоза.
Действительно, из леспромхоза приехал молодой техник, он целый день учил ребят валить лес. Дело пошло быстрее. Дмитриев, однако, все еще не был доволен. И однажды после обеда, когда все собрались у костра, он сказал:
— Предлагаю начать соревнование между бригадами...
Кислород возразил:
— Все работаем одинаково, все стараемся для фронта. Никто, на мой взгляд, не отстает. Что же тут соревноваться?
— Как же работаете одинаково, когда бригада Матросова дала сегодня на три кубометра меньше, чем бригада Габдурахманова? — возразил Дмитриев.
Комсорг знал, что этим замечанием он заденет за живое всех колонистов, ведь они не привыкли отставать друг от друга.
А вечером вдобавок получили письмо из Уфы от Бурнашева: «Параллельно с заготовкой начинайте свозить лес к устью реки, — писал он. — Учтите, что и сплавлять придется вам самим. Конную тягу пришлю в начале марта... Посоветуйтесь с местным населением в выборе места для сплава леса...»
Новая забота легла на плечи колонистов. Однажды утром Дмитриев озабоченно сказал бригадирам:
— Вот что, придется сходить в аул. Лесник прав, без опытного лесоруба, тем более сплавщика нам не обойтись.
...Выйдя из леса, юноши увидели небольшой аул, раскинувшийся у подошвы горы, на берегу озера.
Из труб уютных домиков поднимались струйки дыма. На гладком льду озера мелькали фигурки ребят на коньках, где-то кричал петух и дружно лаяли собаки.
Рашит, улыбнувшись, тронул Сашу за локоть:
— В таком ауле я рос.
На крыше амбара, вероятно, принадлежащего колхозу, сидел старик, постукивая топором. Рашит заговорил с ним на родном языке:
— Ћаумы, бабай! [
