позора в подоле. Джоан будет старательно унижать Эвелин, изображать ее дешевкой; что ж, такова цена, которую ей придется заплатить за решение сохранить ребенка.
Но не вечно же ей мучиться! Когда ребенок пойдет в школу, она сможет опять начать работать. Так ведь поступают современные женщины? Такие, как констебль криминальной полиции Карен Уокер. Эвелин потеряет только четыре года, максимум пять лет от своей карьеры, зато потом у нее будет чудесный ребенок и богатейший жизненный опыт, бесценное подспорье для актрисы. Как ни жаль жертвовать ролью в «Добро пожаловать в рай», в конечном счете это только пойдет ей на пользу.
Причесываясь, Эвелин поняла, что решение уже принято, и нисколько не удивилась. Если быть честной с собой, то она с самого начала знала, что не станет избавляться от ребенка. Но при этом никогда никому не признается, кто его отец. Надо думать о своей репутации, а значит, все сделать, чтобы он оставался в неведении. Ее ребенок не имеет к нему никакого отношения. Она была ужасно наивной, но усвоила урок, такое с ней больше не повторится. Если опять сложится такая ситуация, она, по крайней мере, не станет жмуриться…
Что ж, теперь ей надо всего лишь… Эвелин затошнило при одной мысли об этом. Джулиан. Джоан. Тед. Всем им придется сказать, что она, Эвелин Маунткасл, родит сама и будет одна растить ребенка.
20
– Что ты собралась сделать?!
Джулиан рывком снял ноги со стола, сел в кресле прямо и уставился на нее с разинутым ртом.
Эвелин сглотнула и повторила то, что сказала только что:
– Я хочу уйти из «Добро пожаловать в рай». То есть не хочу, но должна. Мне очень жаль.
Она опустила глаза, изображая раскаяние, но Джулиана было не провести.
– Ты не можешь вот так взять и «уйти»! – рявкнул он, изображая изящными пальцами кавычки в воздухе. – Так не делается, Эвелин. Ты подписала контракт. Мы все его подписали. Передумала она, видишь ли!
Эвелин подняла глаза и встретилась с ним взглядом. Он малость смягчился, съехал в кресле и тяжело вздохнул.
– Что происходит, Эви? – спросил он уже просто возмущенно, а не гневно. – Ты что-то мне недоговариваешь?
Эвелин нехотя кивнула. Впервые она произнесет это вслух, лишив себя возможности отступить. Ее тайна перестанет быть ее исключительной собственностью.
– Я беременна, – произнесла она так тихо, что испугалась, что он не расслышал. Но, судя по его реакции, испуг был напрасен. Он закрыл лицо ладонями, запустив пальцы в редеющие волосы.
– Боже мой! – пробормотал он. – Из всех глупостей – эта… – Но он тут же выпрямился и сверкнул глазами. – Это еще не конец света, Эви. Не надо паниковать, принимать скоропалительных решений. Это поправимо. Я кое-кого знаю. Сама понимаешь, я не впервые с этим сталкиваюсь, этим меня не напугаешь. Несколько телефонных звонков – и…
Он уже потянулся к трубке, но Эвелин его остановила.
– Нет, Джулиан, – тихо сказала она. – Я решила оставить ребенка.
Джулиан недоверчиво покачал головой.
– Но, Эвелин, у тебя же только стартовала карьера! Если ты сейчас отступишь, то нет гарантии, что ты кому-то понадобишься, когда выйдешь из тени.
Эвелин пожала плечами. Ребенок был ей важнее, чем то, от чего она ради него отказывалась, и с каждым днем его важность нарастала. Если слова Джулиана окажутся правдой, то она будет разбираться с этим, когда придет время.
Джулиан застонал.
– Простите, Джулиан, – сказала она. – Все это не входило в мои планы, и, уж конечно, я не хотела создавать проблемы вам. Но что есть, то есть, и я вынуждена с этим считаться.
Джулиан поднял голову, и теперь Эвелин увидела в его глазах кое-что другое: озабоченность, может, даже жалость.
– Не знал, что у тебя есть друг, – сказал он.
Эвелин передернула плечами.
– Нет у меня никого.
Уголки рта Джулиана опустились, он прикидывал другие возможности.
– Я не думал, что ты из тех, кто соглашается на роман на одну ночь, – сказал он, хмуря лоб.
– Нет, я не такая, это было…
Что это было? Неужели она должна описывать случившееся? Изнасилование? Нет. Направляясь в номер отеля, она не ждала такого развития событий, но и убегать не стала. Она не была наивной девочкой: знала, что такое происходит с актрисами сплошь и рядом. Просто ей не приходило в голову, что это может произойти с ней. Рори Макмиллан сделал гадость, но так уж это устроено, такова плата за участие в его сериале; убедившись в этом, она не отказалась ее внести. Забеременела – значит, не повезло.
Но что-то не позволило ей высказать все это Джулиану. Позаботилась о репутации – то ли своей собственной, то ли Макмиллана; а еще ее заставило промолчать нечто, чего она не замечала раньше: стыд.
– Это было… – попробовала она еще раз. – Неважно. Факт в том, что я беременна и хочу сохранить ребенка, а значит, не смогу сыграть роль. Мне очень жаль, но тут уж ничего не поделаешь. У меня связаны руки.
Джулиан тяжело вздохнул.
– Ну ладно… – протянул он. – Раз ты приняла твердое решение, я сделаю все необходимые звонки.
– Благодарю, Джулиан, – сказала она, вставая. – Простите меня.
Она протянула ему руку, но он уже отвернулся и снял телефонную трубку.
Покидая агентство и выходя на улицу, Эвелин понимала, что больше ей здесь не бывать. Джулиан изымет ее имя из всех списков актрис, а когда она вернется, вряд ли пожелает с нею знаться. Придется искать нового агента. Но сейчас это не имело значения. Сейчас главное было собрать вещи и вернуться в Саутволд, к Джоан, в ту жизнь, от которой она так хотела сбежать.
21
Эвелин с тоской оглядела свою комнатушку, прежде чем навсегда ее покинуть. Квартира была неказистая, тесная, зимой там было холодно, летом душно и всегда сыро, все шаталось, все, что только можно, грозило выпасть из пазов, и все же целых пять лет здесь был ее мир, и она любила это место. При всех своих многочисленных недостатках оно вмещало все, что было для нее важно. Квартира была признаком независимости, решимости преуспеть. Показателем если не осуществившихся, то близящихся к осуществлению мечтаний. Когда-то Эвелин покинула знакомый мир надежности и пустилась в одинокое плавание, мечтая об успехе в городе, манившем ее своими огнями. Не сказать, что она полностью добилась желаемого, но все-таки умудрялась кое-как перебиваться и ни разу никого не попросила о помощи, чем очень гордилась.
Но теперь она возвращалась в родной Суффолк, в семейный дом, к
