потом падение… Это было давным-давно, задолго до нашего рождения, но мать не перестает это вспоминать. По ее словам, все знали, что она никогда ничего не брала, но все равно на ее репутации осталось пятно. Всякий раз, когда мы проходили мимо того дома, она заговаривала о том, как несправедливо с ней там обошлись.
– Ты помнишь этот дом? – спросила Пип с надеждой.
– Конечно, помню. Не прохожу мимо, не плюнув на порог. – У Пип отвалилась челюсть, но Джез широко улыбнулся. – Уже не буквально. Но в детстве мы с Джеком плевались на этот дом. Когда никто не видел, конечно. Вдруг та женщина – убийца? Не хватало попасться к ней в лапы! – Пип уже хихикала, и Джез, работая на аудиторию, продолжил: – Мы придумывали небылицы про то, что она ведьма. Глупости, конечно. Уверен, она ни в чем не виновата. Если она и вправду убила сестру, ее бы арестовала полиция и упекла в тюрьму.
– Ты так и не знаешь, которая из двух умерла? – спросила Пип.
Джез покачал головой.
– Вторая так и живет в этом доме?
– Насколько я знаю, да. Дом нисколько не изменился.
В глубине памяти Пип задребезжал звоночек.
– Кажется, я что-то помню про ведьму, – пробормотала она. – Дети бывают такими злыми! Как в истории с Бу Рэдли…
Джез непонимающе посмотрел на нее.
– Это персонаж книги «Убить пересмешника», мы читали ее в школе. Ладно, проехали.
– Между прочим, Джек теперь – трейдер в Сити, – сказал он. – Стал богачом.
– Мне всегда нравился Джек, – созналась Пип с улыбкой.
– Брось! – возмутился Джез. – Он всегда был козлом, даром что мы братья.
Пип пожала плечами.
– Пусть так. Тебе виднее.
* * *
Чистя вечером зубы, Пип думала о Джезе. Она забыла, до чего легко с ним общаться. Впервые с незапамятных времен она опять почувствовала себя самой собой, беда на час-другой отступила. Надо же, он женится! Еще одна упущенная возможность, еще одна лодка уплывает в закат без нее. Пип не устраивал маршрут этой лодки. Еще один повод для грусти.
19
1979 год
Эвелин лежала в ванне. Вода успела остыть, лопнули последние пузырьки. Без Бренды в квартире стояла мертвенная тишина. Они мало времени проводили вместе, но Эвелин нравилось, когда в квартире чувствовалось присутствие другого человека. Хозяин квартиры разрешил ей какое-то время платить только за себя, из чего она заключила, что он хочет поселить кого-нибудь в освободившуюся комнату, но пока что у нее оставался шанс насладиться одиночеством.
Впрочем, о наслаждении речи не шло: ей требовался собеседник. Накануне Эвелин едва не созналась во всем Теду, но в последний момент удержалась. Он был таким хорошим другом, что она могла предсказать его реакцию, но уверенности все равно не было, и риск лишиться его повергал ее в ужас. Тед был единственным, кто у нее остался, не считая Джулиана, с которым она и подавно не собиралась делиться своей тайной. Скоро надо было решаться, как быть.
Эвелин погладила себе живот. Ей показалось, что она замечает, как он меняет очертания, как там, где раньше ничего не было, растет выпуклость, как живот округляется. Одежда уже становилась ей тесна. Пока что никто ничего не замечал. Незнакомые люди не обращали внимания, что с кастинга она набрала пару лишних фунтов.
Все еще можно было вернуть в прежнее состояние, для этого достаточно было посетить специальное место. Теперь это не было нарушением закона, ей не пришлось бы искать какую-то грязную подпольную клинику. Семидесятые годы все-таки! Как женщина, она имела право поступить со своим телом по собственному усмотрению. Эвелин сознавала иронию ситуации, не могла забыть того, каким образом оказалась в таком положении.
Эвелин полагала, что ситуация сработает в ее пользу, когда придется объяснять врачу, что она нуждается в помощи: не замужем, у нее никого нет, как нет и связи с отцом ребенка, не говоря о постоянном доходе. Любой согласился бы, что такой женщине не стоит рожать. Оставалось принять решение и покончить с проблемой. Никто ничего не узнал бы.
Никто – кроме нее самой. Сама она останется с этим знанием, и оно будет пожирать ее до конца дней. Эвелин не мыслила себя без детей, не могла припомнить минуты без уверенности, что когда-нибудь станет матерью, не могла представить свою старость без внуков. В глубине души она знала, что станет прекрасной матерью – хотя бы потому, что ее собственная преподала ей хороший урок, какой матерью быть нельзя.
Беда была в том, что все произошло не вовремя. У нее не было ни мужа, ни даже зыбкой перспективы замужества, она только что получила работу, о которой мечтала, открывавшую перед ней целый мир возможностей. Эвелин Маунткасл стояла на пороге всего, чего только можно было ждать от успешной карьеры. Казалось бы, это облегчало ей решение. И все же…
Она встала и, ежась, потянулась за полотенцем. Когда она выпрямлялась, животик становился заметнее. Им нельзя было не гордиться: у нее внутри развивалась новая жизнь, на которую трудно было не обратить внимания.
Но как же ей не повезло со сроками! Сейчас был самый неудачный момент для беременности. Начать с того, что Джулиан ее убьет: его жирное агентское вознаграждение превратится в дым, если придется подбирать на роль новую актрису. Продюсерская компания ни за что не согласится ждать, пока она родит, а значит, работа ее мечты уплывет из рук. Выбор был прост: либо роль, либо ребенок. Тридцать лет, уже не девочка. То, что сейчас происходило у нее внутри, могло оказаться для нее единственным шансом материнства.
Одеваясь, она в сотый раз обдумывала предстоящие шаги. Ей придется вернуться в Суффолк: без работы и без сбережений она не сможет самостоятельно жить в Лондоне. Из этого вытекала необходимость разговора с Джоан о своей доле в родительском наследстве. До сих пор она не проявляла к этому интереса. Ей так хотелось независимости, так хотелось самой идти по жизни, что заставить Джоан продать дом и забрать свою долю значило бы признать свой провал, а такой радости она дарить сестре не собиралась.
Но ребенок все это отменял. Она не могла позволить себе независимость, если придется заботиться не только о собственных нуждах. Пуританка Джоан придет в ужас, но на улицу ее не выкинет, а если бы даже захотела, то Питер ей не позволит. В ее силах было, правда, превратить жизнь Эвелин в ад. Она не удержится от подлых комментариев по поводу вынужденного возвращения сестры домой с плодом
