сестре. Это был очевидный шаг назад, движение в неверном направлении, перечеркивание всех достижений. Хуже того, она везла с собой запах скандала: беременная без обручального кольца на пальце, без отца для ребенка в своем чреве. Банальная и даже приемлемая ситуация для Лондона, но там, куда она теперь направлялась, это сочтут позором. Весь городок станет перемывать ей косточки. Ирония в том, думала Эвелин, что она послужит для городка самой захватывающей темой на долгие годы.
Если бы не сложности, сопровождавшие всю эту ситуацию, Эвелин даже гордилась бы бомбой, которую готовилась швырнуть в родной городишко. При иных обстоятельствах она бы наслаждалась гримасами на физиономиях людей из ее прошлого, вызванными зрелищем ее живота и одной мыслью о том, что она поселится с Джоан, в родительском доме. Более того, она бравировала бы и своим животом, и статусом матери-одиночки.
Но жизнь, увы, несправедлива. Ей придется зависеть от расположения сестрицы, а значит, ходить по струнке. Джоан, без сомнения, попытается придать ее истории глянца. В одном телефонном разговоре она даже предложила Эвелин приехать с ложью о неожиданной кончине «мужа».
– Было бы куда лучше, Эвелин, если бы мы изобразили тебя приличной женщиной, попавшей в трудное положение, – сказала Джоан.
Нескрываемое презрение сестры Эвелин пропустила мимо ушей, но ее плану воспротивилась:
– Пришлось бы каждый день всем врать. Я почему-то думаю, что важно все время оставаться честной. И вообще, я бы ужасно запуталась, припоминая, что собиралась сказать тому или другому. Я только и делала бы, что спотыкалась, а это еще хуже, чем с самого начала держаться правды.
Джоан хмыкнула.
– И вообще, вряд ли кому-нибудь будет интересно, – бесхитростно гнула свое Эвелин. – Если кто пристанет, скажу, что рожаю сама по себе и что вернулась домой, где меня поддержит любящая семья.
От сестры даже за сто миль тянуло холодом. Было совершенно ясно, что Джоан соглашается принять Эвелин только из чувства долга. Эвелин, правда, надеялась принести пользу, составить сестре компанию, покорить ту своим мягким характером. Она хотя бы была готова попытаться, чего никак нельзя было сказать о Джоан. Может быть, после рождения ребенка сестрица смягчится. Трудно будет продолжать злиться, когда крохотный племянник или племянница станет улыбаться и сучить ножками – или что там делают младенцы? С неизбежными слухами обе они ничего поделать не могли, оставалось пережить эту бурю.
– Все готово?
Эвелин обернулась и увидела Теда с коробкой в руках.
Она безрадостно кивнула.
– Кажется. Деваться-то все равно некуда.
– Не надо так. – Тед поставил коробку на пол и обнял ее за плечи. – Подумаешь, квартира! Кирпич, известка, больше ничего. Воспоминания – вот что важно. – Он снова взял коробку и пошел к лестнице. – Поторопись! Если выедем прямо сейчас, то не попадем в пробку. Доедем до Суффолка с ветерком. Мечтаю подышать морским воздухом, до чертиков надоел городской смог!
Боже, благослови Теда! Он где-то раздобыл фургон и предложил отвезти ее вместе со всем скарбом. Если бы не он, ей пришлось бы обратиться в компанию по перевозкам, занять на оплату ее услуг и ломать голову, как вернуть долг. С Тедом они договорились, что она даст ему денег на бензин и будет развлекать его в пути. Это ей было по силам.
Под болтовню Эвелин они выехали из Лондона и покатили по трассе А12. Она рассказывала смешное из своего детства, он, слушая, хохотал, закатывал глаза, ужасался – всего понемногу.
– Ну и семейка у тебя! – простонал он. – Ходячий ужас.
– Доставалось всегда одной мне, – объяснила со смехом Эвелин. – Меня ловили и наказывали. Думаю, Джоан на меня ябедничала, но у меня нет доказательств. Когда мне попадало, она всегда выглядела страшно довольной собой.
– Вряд ли мне понравится Джоан, – предупредил он.
При приближении к городку болтовня Эвелин стихла, теперь она ограничивалась скупыми словами, указывая направление. Она не знала, какие чувства испытает, когда они доберутся до места: разнервничается, почувствует разочарование, злость? Но когда фургон затормозил перед домом, где она выросла и откуда сбежала, Эвелин с удивлением обнаружила, что преобладающее у нее чувство – грусть. Она, конечно, радовалась, что скоро станет мамой; если бы не это, она ни за что сюда не вернулась бы. Но, стоя на пороге своего бывшего дома, она знала, что это – символ завершения той жизни, к которой она раньше так стремилась.
– Хочешь, чтобы я зашел? – спросил ее Тед. – Если не надо, могу сразу развернуться и укатить.
– Вот еще! – отмахнулась Эвелин. – Ты так добр, привез меня в этакую даль. Накормить тебя обедом – наименьшее, что я могу для тебя сделать. Входи, вещи разберем потом.
У Эвелин сохранился ключ от входной двери – это же был и ее дом. Она вставила ключ в замок и повернула. Дверь открылась, и ее окатило волной знакомых запахов. Они остались прежними: мебельный лак, хлорка, дегтярное мыло – все это ассоциировалось с чистотой, но никак не с гостеприимным домом, скорее со строгим порядком и с суровым режимом. В прихожей было темно, потому что все двери были плотно закрыты – мера по борьбе с пылью, знакомая Эвелин со времен ее родителей. Ребенком ей хотелось все их распахнуть и свободно носиться туда-сюда, прыгать по подушкам, оставлять на полированной древесине следы своих пальчиков. Но то были, конечно, пустые мечты: за такое буйство последовало бы наказание. Однажды она опрокинула на каминную полку подсвечник, отчего откололся кусочек кафеля. За это ее на месяц заперли в комнате, выходить разрешали только для похода в школу и чтобы поесть. Ничего, у нее и у ее ребенка все будет иначе. Она не позволит Джоан поступать с ее ребенком так же, как поступали с ней самой.
Дом встретил их безмолвием, нигде не было признаков жизни. Ни звуков радио, ни собачьего лая, вообще ни малейшего шума. Сам воздух пах одиночеством.
– Она не знает, что ты сегодня приезжаешь? – удивился Тед. – Я думал, она будет тебя встречать.
– Здесь она, где же еще, – насупленно ответила Эвелин. – Она никогда ничего не забывает.
Из прихожей Эвелин прошла по темному коридору до кухни. Ее сестра Джоан сидела там на стуле у плиты с газетой в руках, открытой на странице с кроссвордом. При появлении Эвелин она не шелохнулась.
– Здравствуй, Джоан. Вот я и вернулась.
– Вижу, – прозвучало в ответ.
– А это мой друг Тед. Он любезно согласился привезти меня из Лондона с вещами.
– Добрый день, – подал голос Тед и протянул руку.
Джоан презрительно глянула на него и оставила протянутую руку висеть в воздухе.
– Это
