было по-итальянски, с усмешкой и чрезвычайно кратко:
– Che![16]
Торговец практически отмахнулся от вопроса, немедленно повернулся к шкафчику, доселе остававшемуся закрытым, и, отперев замок, извлек оттуда квадратную шкатулку, дюймов двадцать в высоту, крытую потертой кожей. Шкатулку он поставил на прилавок, откинул пару крючочков, поднял крышку и вынул из уютного гнездышка сосуд для питья, размером не то чтобы громадный, но побольше обычной чашки, сделанный, судя по виду, не то из старого золота, не то из какого-то другого материала, покрытого толстым слоем позолоты. Держа этот предмет очень нежно и церемонно, торговец установил его на маленькой атласной салфетке.
– Моя золотая чаша, – проговорил он, и эти слова в его устах прозвучали так, словно они все объясняли. Он предоставил выдающемуся произведению искусства говорить за себя – а что произведение «выдающееся», стало ясно как-то само собой. Простой, но удивительно изящный сосуд на круглой ножке с невысоким основанием, чуть расширяющимся книзу. Чаша, хотя и неглубокая, оправдывала такое название не только своей формой, но и оттенком поверхности. Можно было вообразить, что это большой кубок, уменьшенный по высоте наполовину, отчего очертания его только выиграли. Если он отлит из чистого золота, это действительно впечатляет и вполне может отпугнуть экономного покупателя. Шарлотта тут же бережно взяла чашу в руки, тогда как князь, отойдя на несколько шагов от окна, наблюдал издалека.
Шарлотта не ожидала, что чаша окажется такой тяжелой.
– Золото? Настоящее золото? – спросила она торговца.
Тот чуть выждал.
– Присмотритесь получше. Может быть, вы поймете.
Она всмотрелась, подняв чашу обеими стройными руками, обернувшись к свету.
– Может быть, для такого изделия она стоит дешево, но для меня, боюсь, слишком дорогая.
– Что ж, – сказал торговец, – я могу отдать ее дешевле настоящей цены. Видите ли, мне она досталась дешевле.
– Так сколько?
Снова он выжидал, взирая все так же невозмутимо.
– Значит, вам понравилось?
Шарлотта обернулась к своему другу:
– А вам нравится?
Князь, не подходя ближе, взглянул на владельца:
– Cos’e?[17]
– Если вы непременно хотите знать, signori miei[18], это всего-навсего чистейший хрусталь.
– Разумеется, мы хотим знать, per Dio![19]– воскликнул князь. Но тут же опять отвернулся и вновь занял свой пост у стеклянной двери.
Шарлотта поставила чашу. Девушка явно была очарована.
– Вы хотите сказать, она вырезана из цельного куска хрусталя?
– Если и нет, ручаюсь, вы никогда в жизни не найдете, где соединяются части.
Шарлотта изумилась:
– Даже если соскрести позолоту?
Торговец почтительно дал понять, что она его насмешила.
– Позолоту нельзя соскрести, она слишком хорошо наложена. Не знаю, когда это было сделано, и как – тоже не знаю. Но это был прекрасный старый мастер и прекрасная старинная технология.
Шарлотта, откровенно любуясь чашей, наконец-то ответила улыбкой на улыбку хозяина.
– Забытое искусство?
– Скажем, забытое искусство.
– Но к какой же эпохе относится все изделие?
– Скажем так же – к забытой эпохе.
Девушка задумалась.
– Если это такая драгоценность, отчего же стоит так дешево?
И снова торговец замедлил с ответом, но тут князь потерял терпение.
– Я подожду вас на воздухе, – сказал он своей спутнице.
Хотя он говорил без раздражения, но в подтверждение своих слов сразу же вышел на улицу, и в следующую минуту оставшиеся внутри увидели, как он остановился спиной к витрине и с философским спокойствием закурил свежую сигарету. Шарлотта не стала торопиться: она знала, как он любит лондонскую уличную жизнь на свой забавный итальянский лад.
Тем временем хозяин в конце концов ответил на ее вопрос:
– Ах, она у меня уже давно и все никак не продается. Думаю, я хранил ее для вас, сударыня.
– Хранили для меня, потому что думали, я не догадаюсь, в чем ее изъян?
Торговец все так же прямо смотрел ей в лицо, словно всего лишь следуя игре ее ума.
– А в чем ее изъян?
– О, это не я вам, это вы мне должны сказать, как совесть подскажет. Само собой, я понимаю, что-то должно быть.
– Но если вы сами не можете заметить, то как будто ничего и нет?
– А может быть, я замечу, как только уплачу за нее?
– Нет, – упорствовал хозяин, – если заплатите не слишком много.
– Что вы называете «не слишком много»?
– Ну… Пятнадцать фунтов – что скажете?
– Скажу, – не задумываясь, ответила Шарлотта, – что это, безусловно, многовато.
Торговец покачал головой, медленно и печально, но непреклонно.
– Это моя цена, сударыня. Если вещь вам понравилась, думаю, она вполне могла бы стать вашей. Это не многовато. Скорее, маловато. Почти даром. Больше уступить не могу.
Шарлотта, продолжая сопротивляться, в недоумении склонилась над чашей.
– Значит, ничего не выйдет. Я не могу столько потратить.
– Ах, – возразил торговец, – на подарок всегда можно потратить больше, чем на себя самого.
Он говорил так вкрадчиво, что Шарлотта даже не подумала, что называется, поставить его на место.
– Ну, конечно, если только в подарок…
– Это был бы прелестный подарок.
– А разве можно, – спросила Шарлотта, – дарить вещь, о которой знаешь, что в ней имеется изъян?
– Достаточно всего лишь предупредить об этом, – улыбнулся человечек. – Этим вы докажете чистоту своих намерений.
– И предоставлю тому, кому дарю, самостоятельно отыскивать дефект?
– Он не отыщет… Если речь идет о джентльмене.
– Я не имела в виду какого-то определенного человека, – сказала Шарлотта.
– Ну, кто бы ни был. Пусть он будет знать, пусть будет пытаться. Он не найдет.
Шарлотта не сводила с торговца глаз, как будто, хоть его загадочные речи ее не удовлетворили, чаша околдовала ее.
– Даже если эта штука вдруг развалится на куски? – И поскольку торговец молчал: – Даже если он потом скажет мне: «Золотая чаша разбита»?
Хозяин все молчал и вдруг улыбнулся самой странной из своих улыбок.
– А-а, если кто-то захочет ее разбить…
Шарлотта рассмеялась; выражение лица маленького торговца привело ее в восторг.
– Вы хотите сказать, ее можно разбить молотком?
– Да, если иначе не получится. А можно просто бросить с силой… скажем, на мраморный пол.
– О, мраморные полы!.. – Впрочем, вполне возможно, что она думала об этом, ведь мраморные полы в самом деле были связаны со многим… с ее… и его древним Римом, с дворцами, которым принадлежало его прошлое, а немножко и ее, с его возможным будущим, со всей роскошной обстановкой его женитьбы, с богатством Верверов. Но были и другие вещи, и все они вместе на несколько минут завладели ее воображением.
– А разве хрусталь бьется – если это настоящий хрусталь? Я думала, его главное достоинство – прочность?
Ее собеседник уточнил:
– Главное достоинство хрусталя в том, что это хрусталь.
