Ознакомительная версия. Доступно 23 страниц из 114
На выходе из деревни, на пригорке, физрук заставил всех проверить обувь, перешнуроваться, заклеить пластырем стертые пятки. Дальше дорога пошла веселее.
Впереди шагали мальчишки. Они рвались навстречу тучам и ветру, бежали, споря с природой и погодой. Грядущий дождь был не для них, а для кого-то другого, их дождь уже где-то пролился.
Перед ними было далекое-далекое поле, до горизонта. И уже там, на горизонте, виднелся мемориал. По крайней мере, так всем казалось. Мальчишки на спор решили добежать до него и быстро превратились в такие же невнятные точки, как и видимые вдалеке купы деревьев. Через пять минут отряд догнал запыхавшихся бегунов. Поле все тянулось и тянулось, и на горизонте все еще еле различимой точкой виднелось нечто, что было решено принять за цель их путешествия.
Моторова шагала в хвосте отряда и улыбалась. Словно открыв для себя какую-то важную тайну, она теперь радовалась всему – и солнцу, и тучам, и раскисшей от грязи дороге, и бледным цветочкам на обочине. Хмурая Ирка шла рядом и что-то постоянно ей говорила. Было не слышно. Растянутое в пространстве и времени поле не отражало звуков, и Валька время от времени ловил себя на мысли, что смотрит немое кино. Мама его любила такое смотреть, с Чарли Чаплиным.
С другой стороны от Моторовой шагал Кривой и тоже чему-то своему улыбался. При виде его у Вальки сжимались кулаки. Он понимал, что сам умнее и лучше глупого Юрки, что Кривой только и может, что размахивать кулаками, а головой думать не привык. И поэтому Валька хорош, а Юрка плох. Хотелось эту разницу как-то продемонстрировать. Дорога, усталость, механическое, бездумное движение вперед – все это лишало воли… оставляя раздражение. Оно копилось в душе, настаивалось в котле с другими обидами, обещая в ближайшем будущем хорошее колдовское зелье.
Где-то на краю Валькиного сознания и зрения маячил Королев. Он не подходил близко к Аньке, а шел отдельно, постоянно оглядываясь, словно видел Моторову впервые.
А она продолжала улыбаться. Не ему, а всем вокруг – небу, солнцу, тучам, траве, дороге, друзьям, самой жизни.
Валька шел один. После болота с ним никто не разговаривал, будто он сам был виноват, что так все получилось. Он-то хотел предупредить. Но вышло как всегда – всякий раз, когда он пытался кому-то помочь, начинались путаница и паника. А ведь он был готов спасти всех. Если бы его послушались…
– Если бы послушались, – бормотал себе под нос Валька, с опаской косясь по сторонам.
И хорошо, что на него в этот момент никто не смотрел, потому что глаза Постникова вдруг сделались чумные. Он принялся резко вытягивать руку вперед, надеялся поймать невидимого собеседника за плечо и заставить слушать.
– Как будто так сложно было поверить. Она же есть. Я сам видел. Я разговаривал. Красивая девчонка, а несла какую-то чушь про нелюбовь. Мы с ней еще встретимся и выясним, где и кого она не любит. Нормальный вроде человек, а такую глупость говорит. Ну, ничего, вечером я ее увижу, и все объясню. Я всем всё докажу! А девчонка красивая. Мне понравилась. И нет у нее никого, это я заметил.
Так он бормотал, и это занятие заметно сокращало путь. Когда Пося оторвался от изучения своих перемазанных грязью кед и поднял глаза, то увидел церковь, строительные вагончики, забор. В реденьком леске что-то темнело.
Отряд оживился, ссутуленные спины выпрямились, глаза прояснились.
– Вот и пришли! – облегченно развел руками шедший впереди физрук.
Он уже двадцать пять раз проклял и этот поход, и этот сумасшедший первый отряд, способный из ничего устроить трагедию. Это же надо было ухитриться – утонуть на ровном месте. Нет, в следующий раз он, если с кем и пойдет, то с малышами. Они, конечно, капризные, постоянно на что-то жалуются, но хоть не отмахиваются футболками от шаровых молний.
– Я бы еще столько же прошел, – довольно потянулся Матвей, которому нравилось все и всегда.
Алена остановилась. У нее не выходило из головы предупреждение Канашевич: «Были вам огонь, вода… Будут медные трубы…» Она все никак не могла понять, откуда должны свалиться «медные трубы», если хвалить их не за что: подвигов не было, чудес не творили, старушек через дорогу не переводили. Единственное дело, которое она успела за сегодня совершить – потерять Кабанова. Что-то ей подсказывало, что искать они его теперь будут долго.
Тревога, до этого сидевшая тугой спиралью в душе, стала разворачиваться. Они шли к месту гибели одного из самых знаменитых в мире людей. К месту гибели… Первый космонавт… Лучший пилот… Его любили все… Одна гагаринская улыбка чего стоила!
– Подождите! – Пружина в груди развернулась, ужик догадки вцепился в сердце. – Давайте, не пойдем туда!
– Как это не пойдем? – по-детски обиделся Матвей.
– Привал! – крикнула Алена.
Идущие впереди не слышали. Кто-то предложил наперегонки добраться до леска. Голова колонны сорвалась в резвую рысь.
– Стойте!
В ногах слабость, в груди огонь, в голове мысль: «Пропало! Все пропало!»
Нельзя туда идти, надо возвращаться.
– Стоять!
– Что с тобой, дурочка? – перехватил ее Матвей.
Сердце колотилось так сильно, что гул стоял в ушах. В глаза как будто посадили по маленькому сердцу. «Ту-дух, ту-дух, ту-дух», – отбивали они чечетку тревоги.
– Мы столько шли! Зачем останавливаться?
– Ты не понимаешь, – рвалась из его рук Алена. – Канашевич… там!
Она вдруг увидела ее. Девчонка с длинными распущенными волосами, с кривой ухмылкой на бледном лице. Серая футболка, серая юбка, белые теннисные туфли на ногах. Она кивнула Алене и пошла за отрядом. Памятник был хорошо виден – высокая стела, похожая на тело самолета, бетонные плиты.
Матвей держал осторожно, но крепко. Алена больше не дергалась. Прижалась лбом к его плечу. Пока Матвей говорил, становилось спокойнее, все тревоги рассыпались, как сон.
– Ну что ты, как будто и правда белены объелась, – тихо, как с маленькой, говорил напарник. – Весь поход от тебя только и слышно: «Канашевич, Канашевич, Канашевич…» Как она может что-то…
Крик взметнулся в небо, отразился от деревьев и пошел веселым эхом гулять по плечам, лицам, головам. Первый крик догнал визг, истошный, переходящий на ультразвук. Среди туч что-то громыхнуло так, что дрогнула земля.
Ужик в душе Алены собрался в спиральку и замер. Больше бояться нечего. Все страшное уже произошло.
Канашевич, серая дева, стояла за березками, ближе к памятнику. За ней – залитая бетоном площадка, справа модель самолета «МиГ», белая церквушка. «На этом месте 27 марта 1968 года…»
Но трагедия происходила не возле памятника. Перед березками был небольшой ров, через него мостик и всего в паре метров от того, что все с таким вожделением называли целью бесконечно длинного путешествия, дрались Кривонос и Постников. Дрались остервенело. Валька что-то вскрикивал, Юрка боролся молча, яростно сомкнув губы.
Ознакомительная версия. Доступно 23 страниц из 114
