пользу эта девица могла бы принести компании, я не могла никак.
– Так почему ты хочешь работать в кинобизнесе? – спросила я.
– Да мне просто кажется, что это может быть очень классно, – сказала она, глядя на меня своими ясными голубыми глазами.
Я ждала, что она скажет что-нибудь еще, но дополнительных слов не последовало.
– Так, ладно… это действительно интересно, – продолжила я. – М-м… а какой у тебя любимый фильм?
Она на некоторое время об этом задумалась. Я ее не торопила. Потом она сказала:
– Может быть, “Реальная любовь”?
Я так и уставилась на нее, не веря своим ушам и пытаясь это скрыть. Дай-ка угадаю: каждое Рождество ты пересматриваешь его с родными.
Кто я такая, чтобы осуждать чей бы то ни было киновкус, – но все равно осуждаю. Разумеется, правильных ответов на вопрос “какой у тебя любимый фильм” не существует. И все же поверьте мне: если вы проходите собеседование в продюсерской компании, “Реальная любовь” – не лучший выбор.
Тем не менее я дала ей возможность исправиться.
– Хотите верьте, хотите нет, я плакала, когда его смотрела, – сказала я. – Эта сцена с Эммой Томпсон, когда она понимает, что ее муж купил ожерелье для секретарши…
Это, в общем, была правда. В глубине души я размазня, и даже самые нелепые фильмы часто вызывают у меня слезы.
– Что тебе в нем так нравится?
Тут я уже надеялась (ради нее же самой), что она вдруг скажет что-нибудь условно содержательное о подборе актеров, или о пересекающихся сюжетных линиях, или об апогее жанра романтической комедии. Но Челси ван дер Крафт лишь заискивающе улыбнулась и сказала:
– Он меня очень смешит. И я его пересматриваю с родными каждое Рождество, так что у меня к этому фильму особое отношение.
Я выжала из себя вежливую сдержанную улыбку. Смотрела на ореол ее золотистых волос.
Да ну на хер, подумала я. У этой девицы в башке ни одной оригинальной мысли.
Мне хотелось крикнуть ей: это все, на что ты способна? “Реальная любовь”, потому что ты пересматриваешь его с родными каждое Рождество? Тут, говоря метафорически, стоит километровая очередь из людей, молящих о должности помощника на полную ставку в динамичной продюсерской компании, а я должна тратить двадцать минут своего времени на разговор с тобой?
Но вместо этого я задала Челси еще несколько протокольных вопросов, быстро забыла ответы на них и поблагодарила ее за то, что она пришла.
– Как ты думаешь, когда мне скажут о работе? – простодушно спросила она, когда мы встали.
– М-м, – сказала я. – У нас впереди еще несколько собеседований, поэтому я… Где-то через неделю.
– Ага, ладно, – сказала она. – А то ведь мне тут нужно квартиру искать.
Я попыталась не показать тревоги и сказала, что лучше, наверное, будет дождаться ответа.
– Да ничего страшного, – пояснила Челси. – Родители все равно собираются покупать тут еще одну квартиру, а теперь я могу помочь им ее выбрать. Я всегда хотела квартиру в Челси… Из-за названия.
Она хихикнула.
– Ну да, понятно…
Тут в дверь вошли Сильвия с Зандером, только со встречи, и я воспользовалась этим, чтобы выпроводить Челси ван дер Крафт.
Когда я вернулась, Зандер посмотрел на меня, подняв брови.
– Это кто такая?
– Девица одна, Челси-фамилии-не-помню, хочет на это место. Не годится. – Я вернулась за свой стол. – Тупая как бревно.
– Бери. – Зандер пожал плечами. – Хорошенькая.
– Чего? – Я вытаращилась на него. – Нет уж.
– Уж я бы придумал, как ее разместить. – Его лицо приняло плотоядное выражение. – С такой-то фигурой.
– Зандер, честное слово. – Сильвия усмехнулась. – Ты невыносим.
Он гоготнул.
– Я знаю, но ты же все равно меня любишь.
Сильвия благодушно покачала головой. А это было все равно что сказать “да”.
Препирательство велось в том же шутливом тоне, в котором мы пререкались с Зандером каждый раз, когда он давал волю своему внутреннему извращенцу. Мы сносили это стойко, как от нас, женщин в киноиндустрии, и ожидалось. Возмутиться, выразить какое-то неодобрение – значит, рискнуть своим местом в этом обществе.
– Хочешь, Зандер, телефончик ее дам? – Я держалась своего суховатого сарказма.
– Не, меня подружка убьет.
И тут он не шутил. Вот уже четыре месяца Зандер встречался с Гретой, новой экзотической моделью “Кельвин Кляйн”, полу-норвежкой, полу-мексиканкой. Романов дольше этого у него не было уже давно.
И все же он не унимался.
– Я был бы не прочь видеть ее в офисе. Может быть, ради такого дела я бы даже каждый день приходил.
– Зандер, через несколько недель начинается предпроизводство, – огрызнулась Сильвия. – Если хорошенькая девушка – это единственное, ради чего ты готов приходить в офис, то ищи себе другого продюсера.
– Послушайте, мне все равно, какая она на вид, – объявила я. – Мне ей руководить, а она слишком тупая.
– Мне тупые нравятся, – сказал Зандер. – Надо же как-то от работы с вами отходить.
– У нее любимый фильм – “Реальная любовь”, – добавила я.
– Ой нет, на хер. – Он принял сердитый вид. – Вычеркиваем.
Мы все посмеялись, и я решила, что тема закрыта. Но затем Сильвия взглянула на меня поверх очков (она это делала, когда хотела потребовать к себе уважения как к старшей).
– А зачем ты вообще с ней встречалась?
– Так это же та девица от Хьюго, – ответила я.
– Надеюсь, у него еще есть. – Зандер ухмыльнулся.
И это еще слабо сказано. Работа с Хьюго означала самый настоящий натиск стройных, миловидных и нередко совсем пустоголовых девиц, которых он все время посылал к нам на предмет стажировки или вакансии. Это стало у нас дежурной шуткой. Были люди, которых нам следовало рассматривать всерьез. И были Девицы Хьюго. И, разумеется, возиться с ними каждый раз приходилось мне, даже если у меня были дела поважнее. Стало понятно, что радовать Хьюго – это правило моей работы, пусть оно и не было нигде записано.
Признаюсь, впрочем, что девушек этих – первой из которых была Челси ван дер Крафт – я, возможно, судила строже, чем они заслуживали. Потому что они были красивые, часто – богатые, и в их движениях чувствовались легкость и неуязвимость, которыми, кажется, одарены все миловидные белые девушки. Как будто весь мир – или, во всяком случае, мужской мир – непременно расположится так, чтобы их разглядывать, уделит им то внимание, которого мне никогда не видать, какой бы роскошной, стройной, разодетой я ни прикидывалась. Потому что уже тогда меня одолевало так много обид, такое острое ощущение своей несостоятельности – еще до того, как пришла озлобленность последних лет.
Так что, возможно, Челси ван дер
