вы сидите тут такая грустная. Я не устоял.
– Я думала…
– Конечно же, о нем!
– О ком?
– О том, к кому надеетесь привыкнуть.
– Вы читаете мысли?
– Немного. Ваши прочесть несложно.
– Я слишком простая. – Плечи Лиз поникли. Алекс даже растерялся от такой откровенности. Он просто хотел провести время между первой и второй кружкой кофе, ожидая возвращения Макса, но все несколько усложнилось и потребовало детального разбора. Что ж, поглядим, что тут.
– Да что Вы? Простота не так уж плоха. Меня всегда напрягали слишком накрученные женщины. Знаете, такие страстные, ураган в мыслях, в чувствах, в поступках же и вовсе извержение вулкана. – Лиз рассмеялась.
– Такие-то всем и нравятся. Вам тоже.
– Вы читаете мысли?
– Немного.
* * *
Гипноз? Не думаю. Мы просто разговаривали. Он давал мне читать свои рассказы. Очень интересные. Я прикидываюсь? Но зачем? Да, я понимаю, что за поцелуй в прямом эфире нас с Альбертом не сделают парой года по версии ПППП. Ну так не мы же все это снимали. Да, я знаю про запрет публичного проявления чувств. И понимаю, что там были несовершеннолетние. Но постойте, вы ведь Главный ограничитель. А такие дела разбирает департамент антисоциальных нарушений. Ах, вот как? Как любезно с их стороны. Почему Вы все время спрашиваете про Алекса? Он же не причем. Это вы так считаете. Но на самом деле ничего нельзя выдумать. Что? Да, это он так сказал.
* * *
– Послушай, Лиз, нет ничего ужасного в том, чтобы принять себя такой, какая ты есть.
– Но я не хочу быть такой, какая есть! Это жалкое зрелище.
– Все уже работает. Не волнуйся. Прежняя Лиз никогда бы не была такой откровенной, хотя… Я был поражен тем, что ты решила рассказать о своих проблемах первому встречному.
– Ты же ничего не можешь выдумать, так? – Алекс кивнул. – Значит, где-то внутри меня сидит нормальная девушка, готовая к общению и к отношениям.
– К последнему ты уж точно готова. Как там твой Альберт?
– Также, как прежде. Мне кажется, он никогда не изменится. Так и останется до старости милым чудаком.
– Не так уж плохо. Если рядом будет та, которая примет его чудачества. Послушай, прежняя Лиз никуда не исчезла.
– Прежняя Лиз была дурой.
– Не говори так. Крайности – это тоже плохо. В тебе намешано всякого. Без застенчивости ты не была бы собой. А сейчас ты ее намеренно подавляешь.
– Но разве не в этом смысл?
– Нет. Хотя, я тоже все время ошибаюсь. Одна женщина… любила меня…
– Алекс, тише!
– Да ладно тут нет никого. – Алекс ухмыльнулся и шепотом произнес: одна женщина любила меня. – Лиз начала озираться по сторонам.
– Да поняла я. И что с этой женщиной? – Алекс помрачнел.
– А я заставил ее себя ненавидеть.
– Но… Нельзя ли было иначе?
– Мне нужен был быстрый результат. А крайности, судя по всему, действуют эффективнее всего. Антонимы.
– Я не очень понимаю, но ты не мог поступить так жестоко.
– Не мог. Но поступил.
* * *
Зачем здесь этот человек? Протокол? Ясно. Я уже все сказала. Могу повторить еще. Ничего дурного Алекс не сделал. Знаете, Вы подумайте над моим предложением по поводу синего. Ваш серый кажется слишком унылым и не располагает к беседам.
– А я погляжу Вы, Елизавета, стали довольно смелой с тех пор, как познакомились с нашим господином писателем. Ничего нельзя выдумать, говорите? Я, кстати, уже не раз слышал эту фразу от его жертв. Вот вы и не выдумывайте! Рассказывайте свою сказку или что там он про вас написал!
– Так вот зачем тот человек. А иначе?
– А иначе следующие лет десять вы не увидите своего драгоценного Альберта. И получится, что зря спасали его из лап факира. Какой нелепый был бы конец, под стать вашей странной парочке.
* * *
Двое брели под дождем, тесно прижавшись друг к другу. Дождю было безразлично, что у двоих был только один зонт, но им случайная забывчивость одного из них, подарила несколько восхитительных минут вдвоем. Двое жили в мире, где непринято было показывать свои чувства. Двое до такой степени напитались этим миром, что даже друг другу не могли открыть сердце, даже себе не могли сказать правду. Но дождь знал правду несмотря на то, что ему было безразлично, хорошо ли двоим идти, прижавшись друг к другу. Дождь просто шел сам по себе. Двое увидели, что до кафе всего лишь десять метров. Там не было дождя. Там не было одного зонта. Там были разные стулья и целый стол лег бы между ними, стоило на них сесть. Им принесли бы две чашки, две ложки, две порции молока.
– Но ведь если я пролью свое молоко и попрошу твое, ты сможешь коснуться моей руки, – прошептала она ему. – Но, если я коснусь твоей руки, я не смогу отнять своей. – Но, если ты не сможешь отнять своей руки, как же я налью себе молока?
Глава 19. Персонажи. Лола
Фермина Даса зацвела. Я может и спятил, но мне нравится думать, что я здесь не один. Фермина – моя сокамерница. Она очаровательна. Конечно, не настолько, как Лола, но с Лолой нам лучше не видеться совсем. Я приношу неприятности. Неудачник, антисоциал, гипнотизер. За мной оказывается, следили последние сколько-то там лет. А я-то думал, заживу… Забуду… Разбежался. Выброшу прошлое и просто буду дышать, обнимать ее. Глупец. И не смотри на меня так укоризненно. Ты, Фермина, – всего лишь цветок! Цветы в камере… Вот ведь гуманизм. Ах, нет наверняка для проверяющих припасли. На случай, если по душу нашего любезного кардинала нагрянет проверка. Хотя, о чем это я, нет у этого типа никакой души. И проверка не нагрянет. Так что, дорогая Фермина, надеяться не на что. Они наверняка, взяли Макса и, разумеется, нашу парочку года по версии всех соцканалов. Ох, представляю, что наговорила лысому Ришелье моя решительная Лиз. Да, Фермина, мир держится на женщинах. Таких, как ты. Волевых и трепетных. Ни за что бы, не стал менять тебя. И ее… Ну как же там Лола? Им нечего ей предъявить, кроме отношений с подозрительной личностью. Я всегда могу сказать, что врал ей, как это… Ах, да, ввел в заблуждение, нужно запастись канцелярщиной. Писать не дают, хотя намекнул же кукловод, что именно это им от меня нужно. Именно это они от меня не получат. Пытают неизвестностью, надеются сломать. Глупо, ведь я и без того сломлен, а она не
