так… У меня есть близкий друг, надежный, верный товарищ — комиссар Копытцев. Алексей Иванович, не слыхали? — немного приоткрыл карты Плечов (но только до определенного им же предела).
— Нет.
— Он тоже наш брат — ученый. С хорошим образованием. Светлая голова, чистая душа.
— Там даже такие встречаются? — скривил рот в издевательской усмешке Дмитрий Юрьевич.
— Да, причем в немалом количестве. Можете поверить мне на слово.
— Верю. Почему-то… Но все еще сомневаюсь. Простите.
— Так вот. Леха…
— Даже так?
— Ну да! Мы ведь с ним ровесники; к тому же — давно знакомы… Леха с недавних пор возглавляет одно специфическое управление, выросшее из обычного секретно-шифровального отдела, каковые имеются во всех разведках мира.
— Ясный пень! — неожиданно выдал Мыльников.
(Если так пойдет и дальше, скоро он будет владеть сленгом не хуже нашего главного героя. Ах, как права народная пословица: "С кем поведешься — от того и наберешься!")
— Также в прямом подчинении у Копытцева находится одно уникальное по своему кадровому составу подразделение, главной задачей которого является поиск по всему миру различных артефактов и исторических реликвий, имеющих то или иное отношение к нашей великой Родине, ее славному прошлому и, надеюсь, будущему, — попытался вразумить своего высокообразованного собеседника Ярослав.
— И вы там служите? — вкрадчиво поинтересовался тот.
— Время от времени…
— Как прикажете понимать?
— Периодически к его работе в качестве консультантов привлекаются ведущие научные сотрудники из самых известных исследовательских центров нашего родного государства рабочих, между прочим, и крестьян. В том числе и ваш покорный слуга.
— Зачем?
— Ну, сами посудите, как чекисты без квалифицированной помощи могут определить возраст того или иного предмета, установить подлинность документов, разобраться в каких-то событиях давно минувших дней?
— Согласен… Так вы, кажется, любите выражаться?
(Мыльникову явно пришлось по душе любимое плечовское словцо — коротенькое, но емкое.)
— Да.
— Выходит, вы, по сути дела, ученый авантюрист, дипломированный искатель сокровищ?
— Типа того…
Хозяин квартиры вдруг сорвался со своего видавшего виды, но не утратившего блеска старинного стула и принялся расхаживать взад-вперед от входа в кухню до единственного в ней окна, мысленно размышляя о чем-то своем, однако это продолжалось совсем не долго — чай наконец заварился.
— Ну-с, начнем-с? — спросил профессор.
— Давайте, — довольно потирая руки, кивнул наш главный герой. — У меня, кстати, еще и пара бубликов есть!
— А может, чего покрепче? — предложил Мыльников.
— Не откажусь, если найдется что-нибудь фирменное, оригинального качества.
— Мне тут одна гражданка пол-литра самогона намедни подогнала. Очень славная штука. В мгновенье ока любого прошибает до самой глубины души — аж пятки потом покрываются!
— Такой метафоры мне еще не приходилось слышать, — признался Ярослав.
— Дарю. На безвозмездной основе. Используйте на здоровье в своих будущих научных изысканиях.
— Премного благодарен… Однако употреблять вовнутрь первач, каким бы качественным он ни был, даже под угрозой расстрела не стану.
— Объяснитесь!
— Однажды переусердствовал с белорусским бим-бером[15], с тех пор больше "ни-ни", даже не прикасаюсь ни к каким крепким самодельным напиткам, — признался Плечов.
— Слабоват ты, стало быть, в этом деле, — неожиданно перешел на "ты" Мыльников. — Слабоват… Вот Фролушкин мог запросто пару литров в одиночку оприходовать. Я свидетель.
Академик почесал нос, видимо, вспоминая былые похождения, и все в том же совершенно несерьезном, шутливом духе продолжил:
— Выпьет — и хоть бы тебе хны. Ни в голове, ни в ногах. Меня уже водит, качает, в сон вовсю тянет, а ему цыган подавай! Медведей. Песни-пляски…
— Когда-нибудь, в следующий раз, и мы оторвемся на полную катушку, — заверил Плечов. — Обязательно… Для этого у меня в загашнике всегда найдется что-нибудь более подходящее для интеллигентных людей.
— И на что вы намекаете?
— Ром, коньяк, какой-нибудь хороший бренди: "Кальвадос", "О-де-ви", "Фрамбуаз".
— Но ведь это — тот самый самогон, только фруктовый, — хитро прищурился Мыльников, тоже, как оказалось, знавший толк в крепких напитках.
— Пожалуй… Но фабричного производства, — не стал упорствовать Яра.
— Что ж… Предложение принимается! Только произойдет сие историческое событие, по всей видимости, не скоро.
— Да. Для начала всем нам надо собраться вместе в Первопрестольной.
— Скажите, а, случайно, не такую ли задачу вы поставили перед дражайшим Николаем Петровичем? Ускорить, так сказать, ваше… наше отбытие в столицу?
— Не будьте столь любопытным и нетерпеливым, дорогой коллега. Сюрприз потому и называется сюрпризом, что происходит внезапно, неожиданно… Р-раз — и ты уже счастлив!
— Что ж… Будем ждать. Будем ждать, — вернулся к привычной лексике академик.
ГЛАВА 10
— А знаете, уважаемый Дмитрий Юрьевич, теперь и мне что-то вдруг захотелось немного поковыряться в вашей душе! — покончив с горячим напитком, в привычной шутливо-издевательской манере сообщил о своих ближайших намерениях Ярослав Иванович.
— Всегда пожалуйста! — с некоторым даже воодушевлением откликнулся на его не совсем приличное предложение более опытный коллега-ученый. (Где два философа — там всегда непринужденная творческая дискуссия, порой, увы, плавно переходящая в добрую… драку!)
— Вот, будьте добры, скажите мне, пожалуйста, за что вы так люто ненавидите советскую власть и особенно ее боевой отряд, я имею в виду ЧК-ОГПУ-НКВД-МГБ? — Плечов отправил в рот — вдогонку за чаем — очередной кусок сахара-рафинада и, как в прицел, уставился в переносицу своего собеседника.
— А что хорошего они мне сделали? — сердито фыркнул тот. — Репрессировали половину знатного мыльниковского рода! Кого расстреляли, кого бросили в темницу, кого заставили уехать. А ведь это наша страна, наша Родина, хоть с большой, хоть с малой буквы. Хотя, по большому счету, мама у нас у всех одна — планета Земля, а мы — гомо сапиенс — ее неразумные дети…[16]
— Не берусь оспаривать…
— На самом деле нет никаких русских, немцев и уж тем более американцев, — распалялся академик (ох, ж эти увлеченные личности!). — Есть люди, считающие себя русскими, немцами, американцами. Лучше всего по этому поводу высказался, как ни странно, товарищ Сталин: "Я русский грузинского происхождения", — хотя в нем разных кровей ого-го сколько намешано.
— Это правда, — опять согласился Ярослав Иванович.
— Вот вам приходилось когда-нибудь сталкиваться с самоназваниями представителей различных национальностей, точнее, с их истолкованием на русском языке?
— Нет. Знаю только, что еврей в переводе с арамейского, на котором разговаривал Иисус Христос, — "человек освобожденный", — вспомнил и озвучил общеизвестный факт секретный сотрудник, поощряя окончательно разошедшегося светоча науки.
— Это так, — кивнул Мыльников. — Но и другие народы недалеко ушли! Например, "ненец" тоже означает "человек". И "ханты" — человек, мужчина (первоначальное значение — "принадлежащий к роду"). Впрочем, зачем ходить за полярный круг? Самоназвание современных немцев "deutsch" происходит от древнегерманского "thiuda" ("люди"); эстонцев — "maarahvas" — "народ (нашей) земли"; чукчи называют себя "луораветланы", "настоящие люди", — точно так же, как и айну (они
