наконец-то сделали операцию на пальце, который сломали в психушке. Я оказалась права, он действительно был сломан, что выяснилось на обследовании. На суставе отломился кусочек, выросла киста, которая не позволяла пальцу сгибаться. Боли мне убрали, но деформация осталась. Меня немного успокаивало то, что это не четвёртый палец, а то обручальное кольцо я никогда бы не смогла надеть.
День совершеннолетия я как обычно встречала дома, правда без мамы, она даже поздравить меня не смогла, потому что не имела телефона, а открытки со стихами, которые она сочинила для меня впервые так и не дошли. По телевизору смотреть было нечего, в тот день хоронили Патриарха Алексия II, и я в прямом эфире смотрела похоронную службу, хотя ждала своё любимое шоу. Зато перед новым годом приехала к маме, и мы ещё раз отмечали моё восемнадцатилетие. Валера тогда налил мне чуть-чуть шампанского, потому что официально стала взрослой, но оно мне не понравилось.
В одиннадцатом классе выпускного у меня тоже не было, я просто забрала аттестат и уехала в Москву. Мама подарила мне велосипед, о котором я всю жизнь мечтала.
Поступить учиться у меня не получилось, потому что Валера нас выгнал из дому за то, что я не там помыла руки. Он был со странностями, не имел семьи и детей, нигде не работал, жил на мою и бабушкину пенсию, мы с мамой называли его пришибленным и шизофреником из-за своей причудливости и собирания мусора. Спал он на полу, потому что мебель в квартире поставить было негде. Столешницей служила старая доска, которую мы с мамой откапали среди хлама. С одной стороны, она опиралась об раковину, с другой на плиту. Он постоянно делал нам мозги, мне не нравилось жить у него.
Нам с мамой пришлось идти на вокзал, там же ночевали с вещами и велосипедом, денег на дорогу не было, всё случилось неожиданно и внезапно. Пришлось просить бабушку, чтобы она заняла у знакомых деньги и выслала нам на билеты, ведь до пенсии оставалось полмесяца.
13
Вернувшись в конце лета, домой, я не успела никуда поступить, и случайно увидев объявление бегущей строки по телевизору, поступила в первое попавшееся училище, на оператора связи. Туда пошла, чтобы не сидеть дома, уж больно устала от замкнутого пространства и одиночества. А ещё учёба была прямым доказательством, что диагноз, который поставили мне проклятые врачи, не имел ко мне никакого отношения. Разумеется, мне приходилось скрывать абсолютно всё, что хорошо учусь в школе, занимаюсь кружками, веду активный образ жизни на столько, что умудрилась получить именную стипендию мера в номинации культура и искусство, меня несколько раз снимало телевидение, я печаталась, выступала на разных площадках. Всё это было в моей жизни благодаря Борису Николаевичу. И меня радовала такая жизнь без больницы и врачей психиатров, от которых я так устала. Знали бы, что я ещё работала в Москве. Они создавали не одну комиссию, чтобы силой заставить меня лечь в больницу, но я не поддавалась не под каким предлогом, потому что вышел закон, который уже защищал мои права, и в больницу могли положить только по желанию или заявлению от родственников. Ходила к ним только за деньгами, и то, потому что финансово зависла, потому что маме пенсию не давали. Я же не могла бросить школу и пойти работать? Кто бы меня взял? А так пенсия и разные льготы к ней нас немного спасали.
Но поскольку я была уже совершеннолетней, меня автоматически перевели во взрослый диспансер, который не собиралась посещать, но приближался день комиссии, и показать свою физиономию, мне всё равно пришлось.
Это была совсем другая больница, участковый врач ко мне не цеплялась по поводу того, что я давно не принимаю никаких лекарств. Мне вообще казалось, что она не видит во мне больную. Конечно, комиссия прицепилась ко мне, что я ничего не пью, не лежу в больнице и всё такое прочие, но я гнала под дурочку, и у меня всё получилось. За всё время я изучила диагноз, который носила и на освидетельствовании старалась ему соответствовать, потом выходила из кабинета и на год их забывала. Деньги были у меня в кармане. Я считала, что их получаю заслуженно, что разве зря числюсь психически больным человеком!?
Боясь, что на следующий год мне не станут продлять пенсию, и нам не на что будет жить, ведь всё зависело от того, как скоро её получит мама, мне пришлось согласиться на их мягкое условие дневной стационар при поликлинике. Эта не была больница, лекарства там только выдавали, пили их дома, поэтому меня не беспокоило то, что кто-то будет лезть ко мне в рот и проверять, я спокойно могла продолжать играть неплохую роль душевнобольной. Ещё я туда ходила на массаж, и ничего не теряла, мне нужно было только подняться, взять лекарства и уехать домой.
От такого судьбоносного диагноза мне хотелось избавиться, и когда вышла передача «Детектор лжи», которую вёл всё тот же самый ведущий на Первом канале, я представляла, как сижу в кресле и отвечаю на вопросы, а полиграф отвечает: «Это правда!». Я выигрываю миллион, подаю в суд и начинаю новую нормальную человеческую независимую жизнь без страха, что, кто-то в городе узнает, и будет тыкать в меня пальцем.
Когда я туда впервые поднялась и зашла в кабинет к врачу, увидела знакомое лицо, женщина тоже меня узнала. Когда я была в тюремном отделении, она там работала психиатром, а поскольку я там была единственным ребёнком, не запомнить меня просто было невозможным. Екатерина Владимировна теперь работала при диспансере и при беседе со мной на её глазах стали наворачиваться слёзы, она не понаслышке знала, как мне тогда было тяжело и плохо, ведь всё видела своими собственными глазами. Я понимала, что она сочувствовала мне, и от этой мысли становилось легче. В этом мире почти никто не знал, где мне пришлось побывать, а тут появился человек, которому ничего не нужно объяснять, достаточно было посмотреть друг на друга.
Приходя туда, я познакомилась с двумя девушками, которые там работали, социальным работником Юлей и культорганизатором Катей. Мы разобщались, они удивились, что я числюсь при их больнице, постепенно втянули в свой круг общения. К тому времени я бросила дурацкое училище, в котором не нравилось, там абсолютно все, кроме меня курили, вели беспорядочный образ жизни, и мне совершенно не хотелось, находится в таком обществе. Единственное, что мне там нравилось, это учить французский язык.
