Ознакомительная версия. Доступно 7 страниц из 34
в законе!
Вскакивает Бубен из левого крыла:
— Китаец и шесть тягл осилит! От этого России сии токмо прибыток будет! Надобно, Государь, закон по другому числу переписывать, подать увеличивать, тогда и закладываться не поедут — некогда будет спину разогнуть!
Шум:
— Верно!
— Неверно!
Встает Потыка, молодой, но на хитрость цепкий:
— Государь, я так мыслю: коли будет шесть тягл или восемь, тогда вот что случиться может: семьи у китайцев большие, начнут они делиться да дробиться, да будут прописываться по двое да по трое, чтобы подать скостить. А потом все одно закладываться двинут, но уже не как шабашники, а как бессемейные захребетники. Тогда по закону они могут тягло сдавать на исполу нашим. А наши возьмут два тягла, а на третьем отстроятся, да и продадут назад китайцам. И получится, что те уже со скарбом на тягло сядут. Тогда такой китаец женится на нашей — и вообще никакой подати китайской! Гражданин России!
Шум, гул. Молодец Потыка! В корень зрит. Недаром он до опричнины на таможне дальневосточной служил. Батя от удовольствия аж кулаком по столу хватил.
Молчит Государь. Смотрит на нас с потолка внимательным серо-голубым взглядом своим. Успокаиваемся мы. Снова тишина повисает в зале. Молвит Государь:
— Что ж, я выслушал мнения ваши. Благодарю вас. Я рад, что опричнина моя по‑прежнему умом востра. Решение по закону о тяглах я приму завтра. А сегодня я принимаю другое решение: почистить тамошние уездные управы.
Рев восторга. Слава Богу! Дождались ворюги западносибирские!
Вскакиваем, ножи из ножен выхватываем, воздымаем:
— Гойда! Чистка!
— Гойда! Чистка!
— Гойда! Чистка!
С размаху втыкаем ножи в столы, хлопаем в ладоши так, что люстры дрожат:
— Гойда! Мети, метла!
— Гойда! Мети дотла!
— Гойда! Мети начисто!
Гремит раскатисто голос Бати:
— Выметай! Выметай!
Подхватываем:
— Выме‑тай! Выме‑тай!
Хлопаем, пока руки не заболят. Исчезает лик Государев. Поднимает Батя бокал:
— Здоровье Государя! Гойда!
— Гойда-гойда!
Пьем, садимся.
— Слава Богу, будет нашим работа! — крякает Шелет.
— Давно пора! — вкладываю я нож в ножны.
— Тамошние управы червями кипят! — негодующе трясет золотым чубом Правда.
Гул трапезную наполняет.
За батиным столом разговор вспыхивает. Всплескивает пухлыми руками толстый председатель Общества Прав Человека:
— Отцы мои! Доколе России нашей великой гнуться-прогибаться перед Китаем?! Как в смутное время прогибались мы перед Америкой поганой, так теперь перед Поднебесной горбатимся! Надо же — Государь наш печется, чтобы китайцы правильно свою подать платили!
Вторит ему Чурило Володьевич:
— Верно говоришь, Антон Богданыч! Они к нам в Сибирь понабились, а мы еще должны об их податях думать! Пущай нам больше платят!
Банщик Мамона головой лысой качает:
— Доброта Государя нашего границ не знает.
Оглаживает седую бороду параксилиарх:
— Добротою государевой приграничные хищники питаются. Жвалы их ненасытны.
Откусывает Батя от ноги индюшачьей, жует, а сам ногу ту над столом воздымает:
— Вот это откуда, по‑вашему?
— Оттуда, Батя! — улыбается Шелет.
— Правильно, оттуда, — продолжает Батя. — И не токмо мясо. Хлеб, и то китайский едим.
— На китайских «меринах» ездим! — ощеривается Правда.
— На китайских «Боингах» летаем, — вставляет Пороховщиков.
— Из китайских ружей уточек Государь стрелять изволит, — кивает егерь.
— На китайских кроватях детей делаем! — восклицает Потыка.
— На китайских унитазах оправляемся! — добавляю я.
Смеются все. А Батя мудро палец указательный подымает:
— Верно! И покудова положение у нас такое, надобно с Китаем нам дружить-мировать, а не биться-рататься. Государь наш мудр, в корень зрит. А ты, Антон Богданыч, вроде человек государственный, а так поверхово рассуждаешь!
— Мне за державу обидно! — вертит круглой головой председатель так, что тройной подбородок его студнем колышется.
— Держава наша не пропадет, не боись. Главное дело, как Государь говорит: каждому на своем месте честно трудиться на благо Отечества. Верно?
— Верно! — откликаемся.
— А коли верно — за Русь! За Русь!
— За Русь!
— Гойда!
— За Русь!
— За Русь!
Вскакивают все. Сходятся бокалы со звоном. Не успеваем допить, как новая здравица. Кричит Бубен:
— За Батю нашего! Гойда!
— Гойда-гойда!
— За родимого!
— Здравия тебе, Батя!
— Удачи на супротивцев!
— Силушки!
— Глаза зоркого!
Пьем за рулевого нашего. Сидит Батя, пожевывает, квасом кагор запивает. Подмигивает нам. А сам вдруг два мизинца в замок сцепляет.
Банька!
Ух ты, мать честная! Сердце сполохнуло: не померещилось ли? Нет! Держит Батя мизинцы замком, подмигивает. Кто надо — видит знак сей. Вот так новость! Баня ведь по субботам, да и то не по каждой… Заколотилось сердце, глянул на Шелета с Правдой: для них тоже новость! Ворочаются, покрякивают, бороды почесывают, усы подкручивают. Посоха конопатый мне подмигивает, щерится.
Славно! Усталость как рукой сняло. Банька! Гляжу на часы — 23:12. Целых сорок восемь минут ждать. Ничего! Подождем, Комяга. Время идет, человек — терпит. И слава Богу.
* * *
Бьют часы в зале полночь. Конец трапезе опричной повечерней. Встаем все. Громогласно благодарит Батя Господа за пищу. Крестимся, кланяемся. Направляются наши к выходу. Да не все. Остаются ближние, или по‑нашему — опричь-опричные. И я среди них. Сердце бьется в предвкушении. Сладки, ох и сладки эти удары! В зале опустевшем, где слуги быстрые снуют, остались оба крыла, а еще самые проворные и отличившиеся из молодых опричников — Охлоп, Потыка, Комол, Елка, Авила, Обдул, Вареный и Игла. Все как на подбор — кровь с молоком, златочубые огонь-ребята.
Проходит Батя из зала большого в зал малый. Мы все за ним следуем — правое крыло, левое, молодежь. Затворяют слуги за нами двери. Подходит Батя к камину с тремя богатырями бронзовыми, тянет Илью Муромца за палицу. Открывается рядом с камином проем в стене. Ступает Батя первым в проем сей, а мы по положению — за ним. Едва вхожу я туда — сразу запах банный в ноздри шибает! И от запаха того голова кружится, кровь в висках молоточками серебряными стучит: баня Бати!
Спускаемся по каменной лестнице полутемной вниз, вниз. Каждый шаг туда — подарок, ожидание радости. Одного понять не могу — почему Батя решил сегодня баню обустроить? Чудеса! Сегодня и златостерлядью насладились да еще, стало быть, и — попаримся.
Вспыхивает свет: отворяется предбанник. Встречают нас трое батиных банщиков — Иван, Зуфар и Цао. В возрасте они, в опыте, в доверии. Разные они и по характерам, и по кровям, и по ухваткам банным. Токмо ущерб их роднит: Зуфар и Цао немые, а Иван глухой. Мудро это не токмо для Бати, но и для них — крепче спят банщики опричные, дольше живут.
Садимся, разоблачаемся. Помогают банщики Бате раздеваться. А он времени даром не теряет:
— О деле. Что у кого?
Левокрылые сразу вперед: Воск с Серым отбили, наконец, у казначейских подземный Китай-город, теперь вся стройка под нами, Нечай с двумя доносами на князя Оболуева, Бубен с
Ознакомительная версия. Доступно 7 страниц из 34
