помнишь? Не потому, что я их осрамила. Они же знали, что я никогда и ни с кем не встречалась… Потому, что им пришлось раскошелиться. Но… Великие боги, мы же жили, как… Когда Хелена заболела, отец отказался вызывать врача. Врачу же надо платить! А она едва не умерла от разрыва слепой кишки! Хорошо, что сосед предложил оплатить больницу! Как… я не понимаю, как так можно?
По ее щеке пробежала слеза, потом вторая. Лемпи со вздохом присела с другой стороны и погладила Джейн по руке, желая приободрить.
— Ох, барыня, у нас в поселке такой же скряга жил, Лейсс Тарвонен. Жена с детьми вот только что траву не ели, а он, как оказалось, акции купил! И доход ему с этих бумажек такой капал, что он потом взял да домище с хозяйством купил, и семью туда не взял. Мол, в обносках они ходят, не подойдут в хороший дом — так он, гадина такая, их в эти обноски и одел! Есть на свете такие люди, так надо забраться вон на ту березу, да и плюнуть на них!
— Пляк! — донеслось с грядки. — Пляк им!
— Ничего, барыня, — подал голос Ойва, выкладывая на стол свои покупки. — Если бы боги по-другому решили, вы бы в жизни сюда не попали. А так посмотрите, разве ж вам тут плохо?
Джейн прерывисто вздохнула и провела ладонями по щекам, стирая слезы. Я обнимал ее и чувствовал, что не смогу разорвать это объятие, убрать руку с хрупкого девичьего плеча.
На душе одновременно было очень горько и очень светло.
— А теперь, слава Богам, и нарядиться есть, во что, и покушать тоже, — продолжала Лемпи. Бертран протянул ей шампур, она проворно поднесла под него тарелку и поставила перед Джейн. — Дом какой хороший, дело важное, уважение! Что еще просить?
Джейн всхлипнула. Перед ней, наверно, сейчас проходило полуголодное детство и юность, когда родители уверяли, что мяса девушкам не полагается — а сэкономленные деньги относили в банк, чтобы потом, например, купить особняк у моря или что-то в том же духе. Может быть, это было накопление просто ради самого факта накопления, вид душевной болезни.
— Не было бы счастья, да несчастье помогло! — заключила Лемпи. — Кушайте на здоровье! От моего маринада мясо мягкое — ну чисто облачко!
* * *
Джейн
До конца ужина я досидела относительно спокойно — не хотелось огорчать кислым видом людей, которые были ко мне добры. Потом, когда пришла пора ложиться спать, я попрощалась со всеми и отправилась в свою комнату. Так странно было смотреть на часы, которые показывали десять вечера, и видеть за окном незакатное солнце белой ночи. Еще страннее было понимать — я совсем не знала своих родителей.
Когда-то давно у нас было небольшое поместье в Продолье — я помнила, как мы ездили туда. Домик, стоявший на холме, продувало всеми ветрами, он был переполнен стонами и скрипами старых стен, но большой яблоневый сад и луга мне понравились. Потом мы перестали туда ездить — матушка сказала, что поместье продано за долги, но это, скорее всего, была отговорка, чтобы мы с сестрами не задавали лишних вопросов.
В конце концов, девушек принято воспитывать так, чтобы не питать в них деловые интересы. Девушка не должна разбираться в таких скучных вещах, как поместья, доходы и акции — все это сфера ее супруга, который знает лучше. Вот и мы с сестрами не спрашивали, куда делось поместье — родителям лучше знать.
Сто дьяволов из сотого пекла, разве Энтони Локсли связался бы со мной, если бы с моей семьи было нечего взять! Почему я поняла это только сейчас?
И мы с сестрами никогда не ели досыта, и носили уродливые платья, сшитые матерью, и не могли себе позволить каких-то простеньких приятных мелочей — просто потому, что родители хотели копить деньги, а не тратить их. Все это просто не укладывалось в голове. От этого было больно так, что хотелось кричать во все горло.
Я подошла к окну и, посмотрев на зеленую кухню, ахнула и сразу же забыла обо всех переживаниях. Среди грядок шла молодая девушка, и сперва я подумала, что она безумна. Всю ее одежду составляла разорванная нижняя рубашка, босые ноги были покрыты грязью так, что казалось, будто девушка надела странные сапожки. Но самым необычным было то, как она двигалась — пригибаясь и выпрямляясь, покачиваясь, подпрыгивая. Длинные растрепанные волосы падали, закрывая лицо незнакомки, и я вдруг подумала, что не хочу его видеть.
От девушки веяло ужасом и тьмой.
Через изгородь перебралась вторая такая же девушка, растрепанная, в лохмотьях, и я поняла, кто это такие. Русалки! Те самые, от которых должно было защитить опахивание. Решив не дожидаться, когда они попробуют прорваться в дом, я бросилась в комнату Аррена.
Маг собирался спать, но еще не лег — сняв сюртук и развязав галстук, он бродил по комнате с какой-то книгой в руке, словно выбирал, что почитать на сон грядущий. Увидев меня, он замер и изменился в лице, будто понял, что случилось что-то очень плохое.
— Кто там? — спросил он. Не говоря ни слова, я схватила его за рукав и подтянула к окну — русалки медленно ходили по зеленой кухне, и было видно, что они недовольны. Казалось, они точно были уверены в том, что где-то здесь есть для них добыча, но не чуяли ее.
Аррен сжал губы, его ноздри гневно дрогнули. Сейчас никому не следовало вставать у него на пути.
— Иди к Лемпи, — приказал он. — Сядьте в гостиной, обе!
Я кивнула, не задавая лишних вопросов. Мы вышли из комнаты и сразу же наткнулись на Лемпи и Ойву — они торопливо поднимались по лестнице, и вид у них был такой, будто они наткнулись на оживших покойников на кухне.
— Там! — громким шепотом воскликнула служанка, увидев Аррена. — Там русалки по огороду шастают! Великие боги, барин, страх-то какой!
Девушка и правда побелела от ужаса. Ойва старался держать себя в руках и не показывать волнения, но он был испуган не меньше сестры. Хлопнула дверь — вышел Бертран, держа в руке пистолет, и его энергичный вид придал Лемпи сил: к ней вернулся румянец, и она даже сумела улыбнуться.
— Джейн, Лемпи — спускайтесь вниз, — распорядился Аррен, и мы со служанкой кивнули. — Ойва, неси соль из кухни.
— У меня есть кое-что получше, — довольно сообщил инквизитор, вынимая из-за пояса еще один пистолет. — Заговоренные серебряные пули!
Мы с Лемпи спустились в гостиную
