опыте, когда пришлось рыть землянки.
Нужно было разбивать лед и выбрасывать снег. Чтобы траншею не занесло, ее прикрывали бревнами. Почти невозможно было передвигаться по такой траншее. А ведь случалось нести и поклажу: ведро или термос с обедом. Тут только и осталось, что ползти. Труднее всего было таскать бревна, потому что при каждом повороте бревно упиралось в стенку. Просто было бы пройти по верху траншеи. Но по верху рядом с тобой идет смерть.
Все это испытал новичок Карягды. И шинель не просыхала, а валенки промерзли до такой степени, что казалось, стоишь в футляре… Понял тогда Карягды, сколько лишений вытерпели его товарищи, прежде чем соорудить траншею. Но понял он также, что если смекнешь, изловчишься, придумаешь выход, то хоть и трудно, а дело спорится.
Сооружение траншей и землянок не избавило от боевых заданий.
Как раз 5 ноября Карягды стоял на посту. Было очень холодно, ветер, снег. Причем, ветер дул со стороны противника, так что и пользы было мало смотреть в ту сторону: снег прямо в глаза. И в десяти шагах не разберешь, кто идет.
Карягды чувствовал себя неважно. К холоду он был непривычен, а тут еще и землянки не готовы: никак не отогреешься. Кроме того, он волновался, потому что все время думал о приказе: если кто на первое требование — «Пропуск!» не ответит, сразу стрелять. Карягды не был трусом. Во время перестрелки он вел себя с полным самообладанием, а когда думал об атаке, то и эта мысль его особенно страшила.
Вот только бы погода не подвела. В хорошую погоду он с удовольствием проткнет фрица штыком. Но когда холод и снег… Да что говорить! Ничего не может быть хуже холода. Действовало на него еще одно обстоятельство: казалось бы, если холодно, то дрожи… А он не дрожал почему-то! Надо бы мерзнуть и дрожать, а он не дрожал, а как раз, что ты скажешь, — потел!..
Полтяжести свалилось бы у Карягды с души, если бы он мог перемолвиться с кем-нибудь хоть словом. Или появись, например, немцы… Разве он испугался бы? Вся беда была в том, что никто не появлялся.
Ветер дул все сильнее, снег забивался за ворот. Где-то свистели и разрывались мины. Красно-желтый пунктир трассирующих пуль проносился над Карягды то в одну, то в другую стороны. Карягды стоял неподвижно, вглядываясь в снежный мрак. И когда уже осталось совсем немного до смены, Карягды услышал голоса. Сердце у него забилось. Он весь стал — зрение и слух. «Кто это? Обход дежурного? А вдруг немцы?..»
Легко можно было предположить, что это именно немцы, так как немецкие окопы отстояли всего лишь на 150—180 метров. Такое близкое соседство и в обычных условиях не представлялось приятным, а в такую тревожную ночь… мрак, и снег, и ветер! Тут всего можно ожидать.
— Стой! — крикнул Карягды. — Пропуск!
Их показалось двое, и шедший впереди, ростом поменьше, негромко ответил. В такую метель хоть во весь голос кричи, все равно немцы не услышат. А все же раздался негромкий ответ. Это значило, что приближаются командиры, понимающие необходимость осторожности при всех условиях. Так оно и оказалось. Подошли майор Краснов и его связист. Карягды опустил автомат.
— Товарищ майор, наблюдатель-пулеметчик второй роты Сарыев — отрапортовал он.
— Молодцом, товарищ Сарыев! Постойте-ка… Сарыев?
— Вновь прибывший, — сказал связист, — туркмен.
— Правильно, вспомнил!
Майор помолчал, потом воскликнул:
— Львы! Настоящие львы эти туркмены. Я ведь жил в Байрам-Али.
— А ты откуда, товарищ Сарыев?
— Из Ашхабада, товарищ майор!
— Ну как погода? А? Что скажешь? — Майор засмеялся. — Ну-ну, ничего… Держись… Вот скоро землянки будут готовы, тогда и отогреешься. Пожалуй, и портянки высушишь, а, Сарыев? Ничего, держись. Немцу, гляди, хуже приходится… Однако, шут его знает, как бы чего не придумал… А? В связи с праздником нашим, особая бдительность нужна. Понятно, Сарыев?
Майор и его спутник отправились дальше, а Карягды, пока мог видеть, смотрел им вслед. На душе у него было радостно. Странная вещь: чужой человек, а точно брат родной. Карягды провожал взглядом удаляющуюся фигуру майора и чувствовал, как сердце его наполняется нежностью. Он совсем маленький, этот майор. Можно подумать — идет мальчик лет пятнадцати. Во весь рост идет, не нагибается. Движения быстрые, решительные. А какое лицо у него! Совсем круглое и розовое. А ресницы желтые! И когда смотришь на него, вот сейчас, когда он идет по пояс в снегу и на полметра тянется за ним его плащ-палатка, то кажется, такой человек один может отбросить наступление врага.
После разговора с майором к Карягды вернулось самообладание. Теперь он уже замечал и трассирующие пули, пролетавшие на вершок от его головы, и то, что пулемет и автомат, да и сам он облеплен снегом, и принялся счищать снег. Он вполне согласился с майором, что немцам и вправду приходится труднее. Мы вот можем привезти бревна из города и покрыть наши окопы, а они? Стоят, пожалуй, как чучела, засунув в рты по десять пальцев сразу. Ну и пусть стоят!
Перед самой сменой случилось следующее. «Ла-ла-ла!» — донеслось до Карягды. Именно так и услышал Карягды: «ла-ла-ла». Затем раздались голоса нескольких человек. Карягды положил автомат, а сам — к пулемету. Людей не было видно, но опять повторились голоса, на этот раз совсем близко. Нечего было и гадать… Ясно, немцы. Не появятся же свои со стороны немецких окопов! Карягды оттянул затвор пулемета и приготовился нажать гашетку. Из снежного вихря появилось несколько человек в белых одеждах. Они шли то нагибаясь, то выпрямляясь.
«Немец!» — пронеслось в сознании Карягды.
Вдруг он услышал:
— Что за шум, а?
Это был голос майора. Опять приветливо прозвучал этот голос.
— Сарыев, что за шум у тебя?
— В белых халатах! — крикнул Карягды. — Товарищ майор, в белых халатах…
— Кто такие?
— Не знаю…
Появился командир роты.
— Эй, кто такие? — крикнул он. — Пропуск!
— Свои!
— Разведчики!
— Мы языка привели!
— Пропуск? — повторил командир.
Последовал ответ, показавший, что пропуск белым халатам известен. Тогда командир приказал им поднять руки и по одному прыгать в траншею.
Оказались белые халаты батальонными разведчиками. Они возвращались после выполнения задания, и так как поднялась метель, они сбились с пути. Им нужно было на территорию первой роты, а они попали на территорию второй.
Последний шел смуглый, худощавый парень. Как раз с этим разведчиком Карягды встретился глазами. Чуть не закричал Карягды. От неожиданности? От радости? От гнева? Он почувствовал, что краска заливает ему лицо. Но увидел он также, что покраснел и разведчик.
Разведчик молчал, пулеметчик тоже. Так и бывает в жизни…
