пяти от учебного центра. На следующее утро обещали доставить туда на автобусе ПАЗ, который должны были прислать в часть за каким-то имуществом. А пока на ночь его разместили в казарме вместе с бойцами.
В шесть утра раздалась команда «Подъем», и к койке нашего друга подлетел дежурный старшина, но, увидев форму, лихо отскочил в сторону.
В городке его встретили друзья: Серёга Колесов, Боря Андрющенко, Игорь Ростовцев и другие переводчики. Они весело, по-братски обнялись. Друзья, которые несколькими неделями раньше его приехали в учебный центр, сообщили, что занятия проходят с египтянами и сирийцами по технике ПВО (радиолокационные станции, ракетные установки); что иностранцев здесь несколько бригад, а «переводяг» нагнали целую уйму – более сотни человек. Много офицеров-двухгодичников. В основном выпускников университетов Азербайджана и Таджикистана.
– Чурки ни хрена не знают терминологии, – авторитетно заявил Саша Ладанов, имея в виду двухгодичников из Азии. Саша, на виияковском сленге – полковник Пэркинс (по имени одного из черных полковников греческой хунты, совершившей военный переворот в Греции в начале 70-х – переводчики чутко реагировали на политические изменения в мире, но по-своему!..) – С ними организованы дополнительные занятия. А отдуваться приходится, конечно же, нам!
– Да их почти никого на занятия не привлекают, – добавил Игорь Ростовцев по прозвищу Батл из-за тяги к «зеленому змию».
Справедливости ради следует сказать, что у многих входивших в тесный переводческий круг была своя кликуха. Она давалась в знак некоего признания и уважения к личности персоны. Была она и у нашего друга, даже две. Во-первых, его звали Клещом, за крепкие руки и любовь к «кулачкам». Это прозвище он делил на двоих со своим ближайшим корешем и признанным хулиганом курса, в прошлом боксером Сергеем Колесовым. А еще за какие-то особые заслуги у переводяг его называли Папаней.
Олега разместили вместе с другими командированными переводчиками в единственном деревянном бараке на 30–35 комнат. Он попал третьим в комнату к ребятам, которые были на год старше его по учебе в институте: Саше Иванову и Виктору Киселеву.
Киса (Киселев) прекрасно играл в преферанс. Был азартен, но в меру. Как раз этого качества не хватало двум другим, что и послужило их дальнейшему сближению. Вначале старшекурсники настороженно встретили нашего друга, но вскоре все нормализовалось и «процесс пошел».
Город Мары оказался маленьким захолустьем. Бытовала на этот счет у военных невеселая поговорка: «Есть на свете три дыры – Кушка, Котлас и Мары».
На самом деле дыр для прохождения воинской службы в СССР существовало намного больше. Но, видимо, эти были самыми знаменитыми.
Если добавить к сказанному то, что в Мары располагались женский лагерь и тюрьма для особо опасных преступников, была высокая смертность от дизентерии, а из крана текла вода всех цветов радуги, которую категорически запрещалось пить, то картина рисовалась специфическая.
По центру города протекала река Мургаб, которая брала свое начало где-то в Иране. По илистым бурным водам реки иной раз проплывал, вяло извиваясь, гигантский гад. А иногда и мертвое тело в пестром халате, что отчетливо подтверждало тот факт, что речка течет из мест неспокойных.
Военный городок, в котором предстояло жить нашему другу, был насквозь дырявым. Вроде бы все как положено: есть КПП части, да и сама часть обнесена забором. Но в ограде зияли дыры. По территории бродили козы, бегали бездомные собаки. Последних было особенно много. Они собирались в огромные стаи и представляли определенную опасность для людей.
В Мары на одном историческом здании конца XIX века, чудом уцелевшем в городе, висела мемориальная доска, упоминавшая имя революционера Полторацкого, погибшего в этих краях от рук басмачей в ранний советский период. В своих литературных произведениях революционер писал о Мары: «…Бойтесь бездомных собак…»
С тех пор к 70-м годам XX века ничего, как видно, не изменилось.
В столовой переводчиков кормили весьма скудно. Мяса не было вообще, а рыба – редкость. Подавали в основном гречневую кашу с подливкой сомнительного происхождения. На столах возвышались большие китайские термосы с заваренной в них верблюжьей колючкой – средством для профилактики дизентерии.
Очень выручали дыни и арбузы, которые сваливались на городском рынке в горы и стоили сущие копейки. У каждой горы сидел скучающий туркмен в пестром халате и пушистой шапке, давно потерявший всякую надежду что-либо продать. Ведь у каждого торговца этого добра было вдоволь.
Как только в городке появились командированные, торговля пошла веселей. Почти каждый день, в обеденное время, переводчики и командированные из частей офицеры шли на местный базар. Каждый покупал арбуз или дыню, бутылку ашхабадской водки с осадком и кебаб, одна палочка которого стоила один рубль.
Странное дело, но от такого рациона здоровье нашего друга стало медленно, но верно улучшаться. Конечно, в этом прежде всего сыграли роль прекрасные дыни и арбузы, без которых не обходилась ни одна трапеза.
Основной достопримечательностью города был единственный клочок зелени под названием «центральный парк». В нем кроме могильных плит захороненных красноармейцев времен установления в Азии советской власти располагался еще и ресторан с танцплощадкой. Вечером сюда со всего города стекались местные красавицы (женщины-разведенки и поселянки), скучающие командированные военнослужащие, ну и, конечно, местная молодежь. Местные ребята одевались стилизованно: все в кепках-восьмиуголках (такие много позже стали носить таксисты Питера и Москвы) и остроносых полуботинках.
Как правило, танцульки заканчивались грандиозной дракой, где с обеих сторон порой участвовало до ста и более человек. В таком случае к парку стягивались воинские подразделения внутренних войск с оружием – и арестовывали всех подряд.
В городе вообще было весьма неспокойно. Нападали не только на людей в военной форме, но и на иностранцев, их грабили и избивали средь бела дня.
За время пребывания нашего друга в Мары был даже один случай разбоя со смертельным исходом.
Возникал вопрос, почему вообще было принято решение организовать учебный центр по подготовке иностранных военнослужащих в столь неблагоприятных условиях? На что отцы-командиры отвечали, что Москва приняла данное решение из-за того, что климатические условия региона максимально приближены к таковым на Ближнем Востоке.
Когда Олег приехал в Мары, стояла нестерпимая жара: 42–43 градуса в тени. Ее с трудом переносили не только прикомандированные офицеры, но и иностранцы, частенько то там, то здесь падая в обморок от духоты.
Глава 2
Учебный центр
Чтобы попасть на занятия, нужно было пешком проделать полуторакилометровый путь до учебного центра, пролегающий по улицам враждебного города. Собственно, улицами их нельзя было назвать вовсе. Это были немощеные грязные проходы между высокими глиняными заборами. Асфальт в городе находился лишь
