Уже имеющая большой и печальный опыт милиция Средневолжска подготовилась и накрыла обе «конторы» разом. Конечно, задержать двести человек ментам не удалось, но все «основные» «комики» и «заводские» оказались в КПЗ. Параллельно были арестованы Обрей, пара «старшаков» с «Коминтерна» и Черномор — его взяли «в профилактических целях».
Воспользовавшись этим, Штирлиц устроил «пробежку» по беззащитному «Коминтерну». Это была самая страшная и бессмысленная «пробежка» из всех, когда-либо происходивших в Средневолжске.
Толпа «трассовских» с хоккейными клюшками, костылями, инвалидными тростями, а то и просто с арматурой неслась по улицам Коминтерна, избивая и калеча всех, кто попадался на пути. Досталось женщинам, детям, старикам. Во время «пробежки» было несколько изнасилований, в больницы попало в общей сложности сорок три человека, двое от полученных травм скончались.
Потом оказалось, что Штирлиц и его «старшаки» накачали своих бойцов «сухачом» — сухим вином с эфедрином. Но это было уже не важно — из Москвы последовал строгий приказ: «Немедленно прекратить насилие и наказать всех виновных!»
На «Пятнашке» прошла настоящая облава, с оцеплениями и автоматчиками. Матери рыдали, цеплялись за ноги милиционеров, уводящих их хмурых сыновей в «воронки».
Когда Штирлица в наручниках вывели из подъезда пятиэтажки, из толпы во дворе милиционерам крикнули: «Фашисты!» Майор Галимов, руководивший задержанием, невесело усмехнулся в ответ: «Согласен. Но зачем вы их такими воспитали?»
Обезглавленная «Теплотрасса» готова была распасться на отдельные «дворы», но тут из числа «старшаков» внезапно выдвинулся Канай. Он никогда не был особо в авторитете, но при этом считался «уважаемым пацаном» — за независимую манеру держаться и какое-то пугающее бесстрашие.
«Двор» Каная на «Тридцатке» назывался «Красный гастроном» или просто «Красный» — по расположенному рядом магазину. Пацанов там было мало, и до раскола «Теплотрассы» Канай мало на что мог претендовать. Но теперь, когда «авторов» не стало — Байчик с Зимой отправились на тот свет, Штирлицу светил серьёзный срок «за организацию массовых беспорядков, повлёкших человеческие жертвы», а Черномора просто наградили «двухой» по двести шестой, так вот, в этих условиях Канай провёл молниеносную операцию по захвату власти на «Теплотрассе» и восстановлению пошатнувшегося авторитета «конторы» в городе. При этом Канай не стал собирать бойцов на «махач» или очередную «пробежку».
Он начал с «качалки».
— Мы должны быть сильнее всех, н-а, — сказал Канай оставшимся «трассовикам», собрав их на «Курорте». — Чтобы сажать на жопу с одного удара. Чтобы каждый мог сказать, н-а — «я бью два раза», и капец.
Кто-то из молодых заржал — мол, почему два раза?
— Один раз в грызло, второй — по крышке гроба, н-а, — отрезал Канай. — В котельной подвал есть. Завтра проведём воскресник, н-а.
— Улицы будем мести? — опять заржали «трассовики».
— Подвал очищать. Стены красить. Я с участковым договорился. Спортклуб «Трасса», н-а. У Шварценеггера обхват бицухи пятьдесят пять сэмэ. А у тебя сколько?
— А я знаю? — растеряно развёл руками застигнутый врасплох «трассовик».
— Знать надо, н-а… — Канай ужом вертанулся на месте и внезапно закричал, выпучив бешеные глаза: — Они! Нас! Похоронили! Суки! Но! Мы! За! Наших! Пацанов! Уроем! Всех! Мы… Отомстим!!
И «Теплотрасса» пошла на воскресник — выносить из заваленного строительным мусором подвала старые, заляпанные извёсткой, козлы, бочки с остатками битума, водопроводные трубы и прочий никому не нужный древний хлам.
Потом таких воскресников было много — «трассовики» набивали полы, сколачивали скамейки, делали самодельные штанги и гантели, даже шили маты из мешков и набивали их опилками.
«Трасса» стала первой «самодельной» «качалкой» в городе. Канай всё просчитал — или проинтуичил — на сто процентов. Вокруг «качалки» сразу возник ореол романтики и таинственности. На Южном шептались, что «трассовики» не просто так тягают в подвале старой котельной железо: «Они таблетки специальные жрут, от них сила в мышцах скапливается такая, что убить одним ударом можно. И если силу не расходовать, то разрыв этой… мышечной ткани может произойти. Вчера на порту бомжа нашли. Лицо внутрь вдавлено, мозг из ушей вытек. Менты говорят — после удара кулаком. Это «трассовские» по ночам тренируются…»
Бомж — тогда, в девяностом году, это было тоже новое слово. Раньше живших на старой контейнерной площадке алкашей называли бичами, у Высоцкого даже песня была: «Выпью, там такая чача, за советчика-бича…» В Советском Союзе с бичами боролись, привлекая за тунеядство и алкоголизм. Периодически их отправляли в «лечебку» — Лечебно-Трудовой Профилакторий, расположенный за бетонным забором у станции.
Теперь все переменилось. Бичи официально стали людьми без определённого места жительства, то бишь бомжами, ЛТП закрыли, Советского Союза не стало, а «моталки» с «Теплотрассы» стали «спортсменами».
— Нам нужны деньги на груши и макивары, — сказал летом все того же девяностого года Канай. — Чурки на рынке жалуются — у них приволжские арбузы киздят. Они готовы платить, если мы «волгарей» тормознём.
Тогда ещё никто в Средневолжске не знал словечка, которое в последующие годы стало чуть ли не главным в стране — «рэкет». Канай его тоже не знал, но именно он превратил обычную пацанскую «контору» в то, что спустя пару лет в милицейских сводках начнут называть ОПГ, то есть «организованная преступная группа».
Когда Серый пришёл из армии, «Теплотрасса» уже гремела если не по всему Поволжью, то по окрестным областям точно, а Каная даже за глаза именовали не иначе как Дамиром Андреевичем. «Теплотрасса» перестала быть тем, чем была в восьмидесятых — теперь никто не собирал пацанов по утрам «на пробежку», никто не «карал чуханов» на глазах у остальных «на страх», не требовал носить «правильный помпон» или трикотаны с «нашей полосой».
Канаевские «спортики» ездили на «восьмёрках» и «девятках», носили крутые куртофаны из турецкой кожи, «кроссы», фирменные спортивные костюмы «адидас», и «заседали» в «Метелице» — бывшем детском кафе, превращённом ныне, если верить вывеске, в «гриль-бар».
Сеть «качалок» расползлась по всей «Теплотрассе» и там подрастала, гремя железом, смена «трассовиков», однако никто уже не грезил «махаловками триста на триста», «монтажкой» в рукаве и духом дворового единства. Как выразился дядя Серого из Казани: «Видики сделали своё чёрное дело». Теперь продвинутая «конторская» молодёжь из спальных районов Средневолжска грезила о хорошей жизни, которую представляла себе так: хата, тачка, бизнес. Под бизнесом, конечно же, подразумевался любой способ добычи денег, главное — без особых усилий.
* * *
Серый свернул в проулок, прошёл мимо бывшего хлебного магазина — теперь тут был «комок», коммерческий магазин «Диана», и улыбнулся, увидев над домами шиферную крышу котельной. Вот и «Курорт»…
«Теплотрасса» сама по себе вообще была промзоной. От кирпичного здания старой котельной, похожей на Брестскую крепость, в разные стороны расползались эстакады с трубами, упакованными в стекловату, внизу тянулись бесконечные ангары, склады, мастерские, снаружи их подпирали гаражи, втиснутые в ожерелья бетонных заборов, исписанных и изрисованных поколениями средневолжцев всякой непотребщиной.
