— Если не хотите сделать этого ради оркестра, постарайтесь хотя бы ради себя самой! Прекрасный шанс воочию продемонстрировать совету свои способности.
Джесси вскинула голову.
— Я же могу провалиться, подтвердив их опасения… Я не настолько хорошо знаю партитуру…
— Справитесь! Только не кисните и соберитесь! Вы, надеюсь, никуда не собирались в ближайшие два дня?
Она растерянно покачала головой, бессмысленно уставясь в пространство.
— Чудесно. Так что? Покроем себя славой?
Джесси лишь тяжело вздохнула в ответ.
— Я принимаю это за согласие.
Почти весь остаток дня они просидели вместе над партитурой. Она внимательно слушала, записывала, потом опять спрашивала совета. Спасибо, старый дирижер был чуток и терпелив… Вечером, усталая, она вернулась домой. Почти сразу же позвонил Эдди Палмер. Когда Джесси сообщила ему новость, линия надолго погрузилась в молчание.
— Значит, в воскресенье вечером дирижировать будешь ты? — переспросил, будто ничего не понял, Эдди.
— Да! А в полдень придется всем собраться, чтобы провести дополнительную репетицию.
Снова долгое молчание.
— В чем дело, Эдди? Не можешь свыкнуться с тем, что я буду стоять на дирижерском возвышении, а ты сидеть в яме?
— Да не в этом дело. — В его голосе прозвучала явная обида.
— Тогда в чем? Считаешь, что у меня не получится?
— А получится?.. Подумай сама, ведь осталось так мало времени.
— Благодарю за доверие, дорогой друг — в свою очередь обиделась девушка.
— За заботу, Джесс. Я, наверное, один знаю, как ты нервничаешь, когда чувствуешь себя не совсем подготовленной.
— Подготовлюсь.
— Тогда еще один вопрос, — не очень решительно произнес Эдди. — Почему именно ты?
— А почему нет? Я многолетний помощник, можно сказать, правая рука Билли Эндрюса…
— Тебе не кажется это несправедливым по отношению к другим соискателям?
— К кому, например, Эдди? — вкрадчиво спросила Джесси.
Он застонал.
— Оставим это, Джесс? У меня и без того голова трещит.
— Теперь я вызываю у тебя головную боль?
— Точно. В придачу и перебои с пульсом. — Она с облегчением услышала его обычный смех.
— Ладно. Не буду тебя отвлекать. Трудись. Завтра созвонимся. Пока.
На следующий день Эдди неоднократно звонил, и каждый раз Джесси обрезала его. Особенно во время последнего разговора, когда он объявил о своем намерении приехать, чтобы она могла сделать перерыв, если они где-нибудь в ресторане вместе отобедают.
— Ни в коем случае, — запротестовала девушка. Ничто не должно мешать ей, и больше всего Эдди. — Увидимся в воскресенье на последней репетиции.
— Хочешь, я заеду за тобой?
— Нет. Предпочитаю побыть одной, пока все не кончится.
— Это вредно для здоровья, — сухо бросил он.
— Неправда. Мне это на пользу, вот увидишь.
Положив трубку, Джесси, вооружившись дирижерской палочкой, вновь склонилась над партитурой. Истекали последние часы, когда можно еще поработать, а потом спать, спать, спать, чтобы бодрой встретить завтрашний день.
Концертный зал украшали лавровые и хвойные гирлянды. По обе стороны сцены стояли богато наряженные елки. Полы чисто вымыты. Все говорило: «Вперед!»
Джесси шла по центральному проходу как в тумане. Ее трясло. Остановившись на полпути, она сделала несколько успокоительных вдохов, боясь передать свою нервозность оркестрантам. Они и без того будут робеть.
— Доброе утро.
Джесси улыбнулась пятерым музыкантам, ухитрившимся прийти раньше ее. Те лишь кивнули в ответ. Впрочем, она постаралась не принимать это слишком близко к сердцу. Оставив пальто за кулисами, сразу поспешила в туалет проверить, как выглядит. Хоть и заверяла недавно членов совета, что наряд не проблема для нее, утром одевалась с особой тщательностью.
Из зеркала на нее смотрела молодая, внушающая доверие женщина. На ней были черный смокинг, плиссированная юбка, у ворота — белая бабочка. Все строго и одновременно женственно. Костюм подчеркивал стройность ее фигуры. С макияжем постаралась обойтись поаккуратней, чтобы не переборщить. Жемчужные клипсы в ушах, кружевной платочек на месте, в кармашке, волосы аккуратно приглажены и заплетены в косу. Единственное — чересчур возбужденно блестят глаза…
Когда она вышла в вестибюль, Эдди Палмер вешал в гардеробе свое пальто.
— Джесс!
— Привет, Эдди.
Он восхищенно оглядел ее сверху донизу, потом снизу доверху. В кои-то веки, похоже, лишившись дара речи.
Джесси широко улыбнулась. Она-таки готова и проведет Вустерский симфонический через рифы. Убедит всех, сколь заслуживает поста дирижера. И, наконец, покажет Эдди, что и она не лыком шита.
Стоя на возвышении, она обежала взглядом настороженные лица оркестрантов. Три часа до начала самого концерта. Три жалких часа, чтобы уже сейчас, на репетиции, продемонстрировать волю вести этот корабль не хуже Билли Эндрюса. И к черту панику!
На нее пялились семьдесят музыкантов. Один из них — Эдди, ему предстоит солировать. Он — виртуоз и не подведет ее. Она его тоже.
— Спасибо, что собрались на нашу экстренную последнюю репетицию, — удивительно спокойно произнесла Джесси. — Я сегодня звонила мистеру Эндрюсу. Порадую вас — он чувствует себя гораздо лучше. И все же доктор порекомендовал ему не выходить из дома. Поэтому вечером он будет смотреть концерт по телевидению и надеется, что у нас все получится хорошо.
Ее слова вызвали нервные улыбки и несмелые смешки.
— На это я ответила: «Мистер Эндрюс, мы сыграем не просто хорошо, — Джесси сделала драматическую паузу, — мы сыграем великолепно!» — Она смотрела на музыкантов уверенно и гордо. — И мы сделаем это! Вы прекрасно подготовлены, как и я. Так соединим же наши усилия!
Шесть часов спустя, когда и репетиция и концерт были позади, рубашку Джесси можно было выжимать. Она вся взмокла, волосы выбились из косы, лицо осунулось, но все в ней ликовало. Вустерский симфонический она вела как надо, и публика наградила ее овацией.
За кулисами музыканты, складывавшие в футляры свои инструменты, наперебой тоже поздравляли ее. Горячо, искренне, что радовало и, конечно, смущало чуть не до слез. Они молодцы, выкладывались, когда играли, на полную катушку, особенно в мощном финальном крещендо!
Вдруг она заметила Эдди. Как только их взгляды встретились, ее сердце замерло. Ей хотелось схватить его за лацканы смокинга и крикнуть: «Ну, ты видел, Эд? Вот компенсация за все те премии, что я не выигрывала когда-то, за то уныние, в котором я пребывала в Вустере».
