— О, конечно же… я буду наслаждаться каждым дюймом твоего прекрасного тела.
Ее сердце гулко застучало в груди. Последние остатки страха исчезли.
Стянув рубашку, Рафаэло лег на спину.
— Иди сюда, — позвал он хриплым шепотом, усаживая ее сверху.
Тепло его тела проникло сквозь ткань халата. Коснувшись волосами смуглого красивого лица своего мужчины, она наклонила голову и поцеловала его в ждущие жадные губы.
Их вкус был уже ей знаком. Этот поцелуй словно пробудил в ней доселе дремавшую страсть, которая, вырвавшись из своего многолетнего плена, словно джинн из кувшина, обволокла легкое стройное тело Кейтлин сладострастной пеленой.
Его руки скользнули под ткань халата — их тепло перешло в жгучий жар. Он не спеша освободил ее от одежды и, проведя рукой по изгибу ее гибкой талии, ощутил впадиной ладони гладкую, как слоновая кость, стройную девичью спину.
Она откинулась назад и, закрыв глаза, тихо застонала, когда пальцы мужчины коснулись ее сосков, то легко поглаживая, то осторожно играя ими, словно драгоценными бусинами. Его прикосновения вызывали в ней одновременно такой взрыв восторга вперемешку с изумлением от ощущения этой трепещущей прелести новизны, что Кейтлин потеряла голову и лишь ликовала от каждого очередного нового маленького открытия, которое дарили его руки. И когда эти потрясающие чудесные пальцы перестали творить свое волшебство, ее по-ботичеллевски розовые трепетные веки, налитые негой, тяжело приоткрылись, и из-под темных ресниц прозрачная голубизна ее глаз встретилась с его черным пламенем. Он потянул ее вниз. Его губы сомкнулись вокруг ее соска. Она вздрогнула, сосредоточившись на этом новом неожиданном наслаждении, ощущая сладостную муку и с изумлением чувствуя, как в девственной глубине ее тела вскипает настой счастья.
Через мгновение она почувствовала, как его рука медленно, легчайшими касаниями продвигается к ее лону, скользя по нежной чувствительной коже внутренней поверхности бедра. Сердце Кейтлин колотилось где-то в горле, она была полностью во власти этого мужчины, который умело и осторожно, словно виртуоз-музыкант, настраивал ее тело на музыку любви.
— О, Рафаэло…
На его губах расцвела улыбка, от которой у нее сладко заныло в груди.
— Расслабься и получай удовольствие, — прошептал он.
Ее гладкие, словно у мраморной Венеры, серебристые в дымке лунного света бедра поднимались все выше, дыхание участилось, в висках бешено стучало.
— Стоп! — прерывисто прошептала она, повисая над краем этой сладострастной бездны. — А то ничего не останется…
— Тогда мы начнем сначала. — Обещание в его глазах заставило новую волну жара хлынуть сквозь нее.
— Это нечестно, на тебе слишком много одежды, — пробормотала она, заметив, что он все еще был в брюках.
— Ты уверена, что это не слишком быстро?
Она почти застонала:
— Нет! Это совсем… совсем не быстро.
— Я просто хочу, чтобы ты была в этом уверена. — Он улыбнулся ей. Маленький шрам под нижней губой придавал ему соблазнительно-порочный вид, что заставило ее еще сильнее воспылать желанием.
— Ты смеешься надо мной? — прошептала она, нежно целуя его в лицо.
— Я бы не осмелился… — Он провел ладонью по изящному изгибу ее тонкой талии.
Кейтлин шевельнулась. Послышался звук расстегиваемой молнии.
— Кейтлин…
— Больше ни слова. — Ее отлившие серебристой матовостью ноги скользнули по обеим сторонам его смуглого жаркого тела.
Почувствовав твердость его плоти против своей нежной мягкости, она в нетерпении подалась к нему, и от переполнявшего все ее заждавшееся существо желания с припухлых губ слетел тихий стон.
Он медленно вошел в нее, сорвав хрупкий лепесток невинности, и осторожно начал двигаться. Кейтлин застонала сильнее. На какое-то мгновение Рафаэло замер. Потом сильнее прижал ее к себе.
Руки Рафаэло поглаживали ее плавными мягкими движениями, и Кейтлин чувствовала, словно внутри нее натягивается тонкая вибрирующая струна. Она натягивалась все больше и больше, стремясь к своей самой высокой ноте. Наконец наступил пик звучания, и волна глубокого жгучего наслаждения, доселе неведанного ей, накрыла Кейтлин с головой, обволакивая тело негой и томлением.
— Ты выйдешь за меня замуж?
Она откатилась в сторону от его жаркого тела и, завернувшись в халат, села на постели. Предложение было соблазнительным… Но невозможным.
— Как я могу выйти за тебя? Тогда мне бы пришлось оставить работу и близких мне людей.
— Но ты будешь со мной, — в его голосе послышались привычные надменные нотки.
Если бы он ее любил, возможно, это был бы другой разговор. Но все равно, когда бы ему стало известно, что дневники Фернандо были у нее, и главная роль в успехе шерри тоже принадлежала ей, все его чувства рассеялись бы как дым. Она вздохнула. Лучше уж сразу все рассказать самой и закрыть эту тему.
Кейтлин спустила ноги с кровати и встала.
— Ты куда?
— Сейчас приду. — В комнате, где были ее вещи, она достала из сумки пакет и вернулась в спальню. — Это то, что тебе было нужно, — сказала она, бросая пакет на кровать.
Он не сделал ни одного движения.
— Что это?
— Открой пакет.
Не сводя с нее глаз, он медленно сел на постели и протянул к пакету руку. Кейтлин стояла рядом, стараясь не смотреть на него. Дневники упали на постель. Его глаза опустились — выражение лица изменилось. Он с первого взгляда понял, что это.
— Почему они оказались у тебя?
Кейтлин молчала.
Он открыл один дневник.
— Они написаны на испанском. Я думал… — Он посмотрел на нее, в его глазах было удивление. — Ты… знаешь испанский?
Она кивнула.
— Так это был не Филипп… Это была ты…
Выражение его глаз при этом она не забудет до конца жизни.
— Значит, это ты читала их. Ты изучала методы Фернандо. Ты же их и использовала.
Она опустила голову. Извиняться было слишком поздно. Да и ничего это уже не изменило бы. Рывком поднявшись с постели, он сел на ее край, машинально пропустил волосы сквозь пальцы. Потом нагнулся, поднял с пола брюки.
— Почему ты не сказала об этом? — отрывисто спросил Рафаэло, повернувшись к ней.
— Зная о твоей ненависти к Саксонам и о том, как ты мечтаешь досадить Филиппу, я не могла допустить, чтобы ты причинил им вред.
Рафаэло неподвижно стоял на середине комнаты, не сводя с нее взгляда.
— Но это он украл дневники у моей матери.
Она больше не могла выносить, чтобы весь груз вины оказался взвален на человека, который столько сделал для нее.
