его (Сережиному) мнению, Кук очень много пел и это стало причиной его (Кука) ужасной гибели. Витя принял намек к сведению, но петь не перестал, по-видимому, это было выше его сил. После ужина привели себя в порядок, подготовились к закрытию лагеря. Легли позже обычного. Ночью пошел дождь. Я его игнорировал. Дождь усилился. Перспектива тащить на себе полпуда воды в спальнике заставила все же меня подняться. Растолкал Сережу. Он, жалобно стеная, полез к Вите в палатку и начал наводить там порядок. Я стоял на улице под дождем и подгонял его. Наконец, все разместились в палатке. Внутри было тесно, но очень уютно и тепло. Снаружи барабанил довольно-таки сильный дождь. Я быстро заснул, а Сережа лежал и мечтал о транзисторе. К утру дождь перестал, но все вокруг было насыщено водой. С большим трудом развели костер, разогрели грибы и чай. Устроили прощальный фейерверк из лапника, и с чувством легкого сожаления покинули наш лагерь.
Постскриптум
Наша жизнь представляет собой вереницу серых, безликих дней (дом-транспорт-работа-магазин-транспорт-дом), не оставляющих никаких следов в памяти и, с возрастом, мелькающих все быстрее и быстрее. Но иногда на серой простыне этих будней вдруг выскочит какое-нибудь событие, выделяясь своей яркостью и неповторимостью и становясь как бы точкой отсчета в будущих воспоминаниях. Именно таким ярким памятным островком для нас стала эта неделя карпатского лета 1981-го года.
Один день в Карпатах
(Из серии "Жизнь на четвереньках")
Утро шестого дня нашего пребывания в Карпатах было пасмурным. Выйдя из палаток и увидев это безобразие, мы тут же призвали к ответу нашего лагерного синоптика Толю Коломийца – мол, что же ты, нехороший человек, со своими прогнозами, хлябь твою твердь! Толя лучезарно улыбнулся и, оглядев хмурые небеса, удовлетворенно констатировал: "Наконец-то проклятая жара спала". Мы смягчились и больше Толю не трогали. В этот день решили не дежурить, а еду готовить всем вместе. Все же какое-то разделение труда наметилось. Мы с Ларисой Саутиной и Сережей Швыдченко отправились за Сирет по грибы для праздничного ужина. Следует заметить (при всем уважении к остальным участникам экспедиции), что в плане поставок грибов к столу мы с Ларисой были самыми надежными работниками и практически даром кормили всю остальную ораву бездельников, для которых каждая находка съедобного гриба была важным и памятным событием в их жизни. Сережа увязался с нами, преследуя единственную, мелкую и эгоистическую цель – найти себе белый гриб для последующей сушки. Толю с Юрой оставили в лагере с наказом изжарить картошку к двум часам пополудни. Через речку перешли вброд – я налегке, Сережа перенес Ларису на руках в позе новобрачного после завершения торжественного акта записи. Пробежались по грибным местам вдоль Сирета, пошли по склону горы. Я вверху, по своим местам, они – внизу. В короткое время я нашел две семейки белых – около десятка, затем еще семейку, семь штук. Встретились с Ларисой и Сережей. Последний весь светился от счастья – он нашел белый гриб. Решили заканчивать поиски, и я в последний раз взбежал наверх. Картина, открывшаяся взору, потрясла даже мое воображение: на сравнительно небольшой площади росло более двух десятков больших белых грибов, причем три огромных старых гриба – прямо над дорогой, по которой когда-то стягивали лес. Когда я все это собрал, моя большая кожаная сумка впервые оказалась с верхом заполненной белыми грибами. Всего их было где-то под пятьдесят. Возвращались с триумфом. Сережа опять перенес Ларису через Сирет, на этот раз небрежно, за ноги, как мешок с мукой, причем большая и, я бы сказал, лучшая часть Ларисы свисала ему за спину.
Ровно в 14–00 мы были в лагере. Первым, кого я увидел, был Саутин, моющий картошку. Я мысленно передвинул обед на час вперед. С другой стороны палатки в ручье сидел Толя и тоже мыл картошку. Такой расклад нас заинтриговал. Сначала мне показалось, что они поссорились, затем я решил, что они будут готовить два разных блюда (из картошки их можно приготовить не менее сотни). Тут подошел Юра и важно, с профессиональным апломбом объявил нам, что это будет картофель-фри. Я скептически осмотрел орудия и результаты их труда и в уме передвинул обед еще на час вперед. В этот момент Юра с Толей открыли дебаты относительно качества очага, потребного для изготовления намеченного блюда. Юра (романтик) стоял за натуральный костер, Толя (прагматик) отстаивал надежный примус. Стороны приводили разнообразные аргументы, но в самый острый момент дискуссии я занял примус под грибы и тем разрешил все их сомнения. Затем приступили непосредственно к жарке. Попутно Юра живописал, какое чудесное блюдо нас ожидает и что сказал один его знакомый шеф-повар, когда ему довелось попробовать фри, изготовленную Юрой. Лариса смотрела на всю эту суету с плохо скрытым сомнением. Наконец, картошка была кое-как измельчена на куски разного калибра, и первую порцию засыпали жариться. Должен объективно признать, что часть картошки попала и в котел, хотя и не так много, как бы нам хотелось. Основную массу овощей Юра, видимо, решил использовать для поддержания костра (возможно также, что таковой была изначальная идея – жарят же шашлыки на специальных породах деревьев). Еще часть картошки валялась вокруг костра и обозначала дорожку к ручью, где неустанно обновлял запасы очищенного овоща Толя. Уже через каких-нибудь сорок минут Юра понял, что фри на костре не получится и, переборов себя, перенес картошку на сковороду, а последнюю – на примус. Надо ли говорить, что еще треть полусырой картошки оказалась на земле и была тут же подобрана и съедена оказавшимся в тот момент поблизости Сережей.
Как работал наш примус, я описывать не буду – это бессмысленно даже при использовании такого могучего языка, как русский. Мы долго думали над тем, почему он так работает, но так и не смогли прийти к определенному выводу. В тот момент он горел, испуская шлейф ядовитого черного дыма, хотя и уступающий знаменитому пожару на бакинских нефтепромыслах, но несомненно способный взволновать местную противопожарную службу. Промах ребят был не в том, однако, что они воспользовались прибором не в самый удачный момент его жизнедеятельности. Ошибка состояла в том, что сковородку с картошкой накрыли крышкой. По неизвестным для нас физическим законам весь дым, испускаемый этим удивительным прибором, тут же втянуло под крышку и, когда мы обнажили блюдо, нашим глазам открылось жуткое зрелище – картошка (вернее, то, что раньше было ею), покрытая слоем черной бензиновой сажи, толщиной
