class="p">— Что ж поделаешь? Молодой народ, рвется вперед.
— Как думаешь, каков путь нашего стиха? Силлабика польская или тоника? Или гекзаметр, который может быть и тем, и другим?
— Что-то отдельное.
Алесь задумался.
— Ты о чем?
— Я вот думаю, какими глазами смотрели египтяне на первые шаги греков? Тоже с презрением. И грекам, действительно, еще пятьсот лет надо было идти, чтобы заработать право на Фидия и Эсхила.
— А Гомер?
— Гомер — наш народ. Белорусский народ.
— Может, мы обрубим ему ноги восстанием? — тихо спросил Кастусь.
— Возможно. Но все мы и скажем первое слово от его имени.
Они поднялись по лестнице в комнату Кастуся. Калиновский зажег свечу.
Но они не успели даже сбросить пальто. Раздался грохот ног по лестнице, и в комнату ворвался растрепанный и страшный Виктор.
— Хлопцы! — крикнул он. — Хлопцы, Шевченко умер!
— Ты что? — побледнел Кастусь. — Такой молодой еще?
— Умер, хлопцы, умер, — исступленно повторял Виктор.
Лицо его было бледным. И внезапно старший Калиновский зашелся в нестерпимом кашле. Алесь бросился за водой. Когда Виктора отпустило и он отнял платок ото рта — на платке была кровь.
Больной виновато взглянул на Алеся.
— Не дождался, — растерянно вымолвил Кастусь.
— Многие не дождутся, — сказал Виктор. — Многие не дождутся воли.
XV
В Милом, в той же церкви-крепости, где когда-то засели Алесь с друзьями, читали манифест об упразднении крепостного права.
Церковь была полна как никогда. Пахло тулупами и сапогами. Свитки, мужские и женские, тулупы, белые мужицкие головы и снежные повойники женщин.
Задним тянуло в спины холодом из отворенной двери. Нельзя было не отворить, так надышали. А передним было жарко, как в бане.
Стояли мрачно и слушали, мало понимая: написано было путано. С притворной, но хорошо сыгранной радостью читал поп. За спинами людей сквозь отворенную дверь смотрела несмелая сиротская весна — пасмурный март с мрачным небом.
Алесь смотрел на народ, густо набивший церковь, на своды потолка, на древние, грузные лица ангелов и святых на фресках. Пантократор в куполе поглядывал на сборище сурово и гневно: Древний, немилостивый Бог.
Возле Загорского стояли Когуты. Немного дальше — из семей Кохно и Лопаты.
— «В силу означенных новых положений, — читал поп, — крепостные люди получат в свое время полные права свободных сельских обывателей».
— В какое это «свое время»? — тихо спросил Кондрат Когут. На него шикнули, чтобы не мешал слушать, но все-таки многие из слышавших улыбнулись.
— Вишь ты, — едва ли не до одного Алеся долетало, как бурчал Кондрат. — Не на Масленицу, а на Великий пост оглашают. Вместо гулянки подтягивайте ремень, добрые люди.
Поп «пел», закатывая глаза:
— «Помещики, сохраняя право собственности на все принадлежащие им земли, предоставляют крестьянам за установленные повинности в постоянное пользование усадебную их оседлость и сверх того, для обеспечения быта их и использования обязанностей их перед правительством, определенное в «Положениях» количество полевой земли и других угодий».
Поп ухмылялся, словно сообщал черт знает какие приятные вещи. А Алесь думал, что его, освобожденных уже им, людей это не касается. Но сюда они явились все. Хотят послушать царскую волю и убедиться, не надул ли их бывший пан,
— «Пользуясь сим поземельным наделом, крестьяне за сие обязаны исполнять в пользу помещиков определенные в «Положениях» повинности. В сем состоянии, которое есть переходное, крестьяне именуются временнообязанными».
«Сим... за сие... в сем, — думал Алесь. — Черта они поймут в этой белиберде».
Лица у всех были, однако, слишком серьезными. Поймут. И действительно, чтобы не пришлось удерживать людей, как просил Кастусь. Возможно, будет бунт. И не один.
— «Вместе с тем им дается право выкупать усадебную их оседлость, а с согласия помещиков они могут приобретать в собственность полевые земли и другие угодья, отведенные им в постоянное пользование. С таковым приобретением в собственность определенного количества земли крестьяне освобождаются от обязанностей к помещикам по выкупленной земле и вступят в решительное состояние свободных крестьян-собственников».
Алесь увидел лицо Исленьева. Старик смотрел на него. Потом покачал головою. Графу явно было стыдно.
— Не хотим мы такой воли, — тихо прозвучал недалекий голос. Сказал, видимо, кто-то из брониборских мужиков.
На большинстве лиц было разочарование. Старик Данила Когут морщился. Все родственники невестки Марыли принадлежали Ходанским. Марылю когда-то выкупил старый Вежа, когда его попросил об этом Когут. Люди понимали: самое малое еще два года надо было страдать.
— «Когда мысль правительства об упразднении крепостного права распространилась между не приготовленными к ней крестьянами, возникали было частные недоразумения. Некоторые думали о свободе и забывали об обязанностях.
Но общий здравый смысл не поколебался в том убеждении, что и по естественному рассуждению, свободно пользующийся благами общества взаимно должен служить благу общества исполнением некоторых обязанностей; и по закону христианскому, всякая душа должна повиноваться властям предержащим (Римлянам, XIII, 1), воздавать всем должное и в особенности кому должно, урок, дань, страх, честь; что законно приобретенные помещиками здэава не могут быть взяты от них без приличного вознаграждения или добровольной уступки; что было бы противно всякой справедливости пользоваться от помещиков землею и не нести за сие соответственной повинности».
«И они еще говорят о христианстве, — думал Алесь, — ссылаются на Послание Павла. Не сказал ли тот самый Павел, что брань наша не против крови и тела, а против начальств, против духов зла поднебесной. Ободрали как липку и кричат о христианстве».
Он видел лица людей, особенно из других деревень, видел все это бедное человеческое море, на которое смотрел с купола пантократор. Бедные, бедные люди! Как колосья, как травы под серпом твоим, грубая сила. Ну что ж, если твоя «необходимость» не может дать им послабления, и свободы, и счастья — тем лучше. Тогда по своей «необходимости» они станут колосьями под серпом свободы, родины, восстания, битвы, колосьями, которые умрут, возможно, но умрут, чтобы вырос новый посев. Это будет скоро. Недолго ждать.
Интересно, что делает сейчас Кастусь? Диплом он получил еще тогда. Сейчас, видимо, выехал в Вильню, а оттуда в Якушовку. Собирался подавать генерал-губернатору Назимову прошение о службе. Предоставят ли? Что ж, если не предоставят, он возьмется прямо за дело.
— «И теперь с надеждою ожидаем, что крепостные люди при открывающейся для них новой будущности поймут и с благодарностью примут важное пожертвование, сделанное благородным дворянством для улучшения их быта».
Какое угрюмое лицо
