Пьер I оставался при папском дворе до конца мая 1363 г., а затем отправился далее по Европе, призывая монархов и сеньоров поднять крест. Его путь лежал через Францию и владения Плантагенетов на Западе Франции в Англию, где он встречался с английским королем Эдуардом III, затем (уже после смерти Иоанна II в апреле 1364 г. и будучи вождем предстоящей экспедиции) он проехал через Германию, Богемию и Польшу, откуда снова вернулся в Венецию 11 ноября 1364 г. В июне следующего года кипрский монарх покинул Венецию и в августе был уже на Родосе, где встретился с кипрским войском, приведенным туда его братом принцем Антиохийским Жаном. Всего Пьер провел в Европе около двух с половиной лет.
Призывы кипрского короля выступить против неверных нашли отклик в сердцах многих европейцев, пожелавших присоединиться к войску кипрского короля. С идеологической точки зрения, самое главное, чего удалось добиться кипрскому монарху, это придать предстоящей экспедиции форму крестового похода. Гильом Машо не раз называет воинов Пьера I «воинами Христа», которые несли знамя Креста против неверных более грозное, чем любое другое, когда-либо существовавшее[199].
Но возникло две проблемы, которые чуть было не поставили предстоящую экспедицию под сомнение. Во-первых, восстание на Крите против венецианского правительства летом 1363 г., из-за которого Республика не могла предоставить крестоносцам ни флот, ни военную помощь, во-вторых, обострение отношений с генуэзцами на самом Кипре. Но в следующем, 1364 г., венецианское правительство сообщает, что готово отправить кипрскому королю свое войско, состоявшее из 1000 всадников и 2000 пехотинцев[200]. В 1364 г. в Фамагусте разгорелся скандал по поводу наказания двух генуэзских моряков, дезертировавших с кипрского корабля. Из-за них произошла отчаянная драка, поставившая Кипр и Геную на грань войны. Понятно, что в таких условиях было невозможно рассчитывать на помощь двух крупнейших морских республик, от которых, в конечном счете, зависел исход предстоящей экспедиции на Восток. Лишь в апреле 1365 г. кипрский король, движимый единственным желанием выступить против мамлюков, пошел на уступки генуэзцам и обещал удовлетворить все их требования, т.е. реально подтвердить привилегии 1232 г. Уже 23 июля 1365 г. папа Урбан V обращается к Генуе с предписанием снарядить для похода на Александрию 6 галер[201]. К этому времени и Венеция преодолела трудности на Крите, связанные с народным восстанием против ее господства.
9 октября 1365 г. флот Пьера I приблизился к стенам Александрии. Этот город был не только одним из крупнейших портов и рынков Средиземноморья, но и великолепной крепостью с двойным поясом стен и мощнейшими башнями. Александрия казалась совершенно неуязвимой и, тем не менее, уже 10 октября сдалась кипрскому монарху практически без боя. Было ли войско крестоносцев столь многочисленным, как говорят современники событий, сказать трудно. Леонтий Махера полагал, что с Кипра на Родос отплыли 108 кораблей, Филипп де Мезьер считал, что их было около сотни. Всего же, по данным Махеры, на Родосе под командованием кипрского короля собралось 165 кораблей. Амади говорит, что среди этих 165 кораблей галер было только 33. По сведениям Филиппа де Мезьера войско Пьера I состояло из 10 тыс. человек, из которых 1000 были знатного происхождения («nobiles armati»), и 1,4 тыс. лошадей[202]. Столь огромные цифры кажутся маловероятными, когда авторы хроник и документы называют конкретные цифры. Так оказывается, что Генуя посылает от 4 до б галер, Великий магистр Родоса снарядил 4 галеры и 100 рыцарей. Большая часть галер, видимо, были собственно кипрские. Сам Махера иногда говорит о 16 галерах, находившихся в распоряжении кипрского короля. Последняя цифра представляется более вероятной. Скорее всего боевых кораблей в распоряжении Пьера I было в действительности около 30. Таким образом, цифра Амади оказывается более реальной. Во всяком случае, патронами галер, отплывших с Кипра на Родос, Махера называет 30 человек, а также к ним прибавляется два отряда, выставленных архиепископом Никосии и епископом Лимассола, которые вполне могли располагаться на собственных кораблях. Кроме того, к ним прибавлялись транспортные корабли для перевозки лошадей, орудий и продовольствия и некоторое количество купеческих кораблей, примкнувших к крестоносцам. В любом случае остается впечатление, что флот и войско формировались прежде всего собственными силами киприотов, к которым присоединились некоторые западноевропейцы, большинство из которых находились на Кипре еще до начала организации похода: это маршал Шампани Луи де Рокфор, Иоанн Ласкарис Калофер, действовавший от имени папы как его легат, итальянцы Пьетро Малочелло и Пьетро Гримани, Франческо Спинола и Франческо Каттанео, находившиеся на службе и при дворе кипрского монарха. Остальные действующие лица, капитаны галер, принадлежат к кипрской знати. Фраза Леонтия Махеры: «Узнав о победе христиан Кипра, правители Запада преисполнились рвением, держали совет, дабы организовать экспедицию и идти на Кипр на помощь королю в Сирии» — при серьезном анализе оказывается сильным преувеличением. Желание короля Франции Карла V и герцога Савойского «помочь киприотам покончить с сарацинами» так и осталось простой декларацией, Кажется, что ни тот ни другой с самого начала не спешили к берегам Кипра. Еще до взятия Александрии 29 января 1364 г. венецианцы сообщали Пьеру I, что намерены переправить на Крит войско герцога Савойского, где он присоединится к венецианскому войску[203]. Однако герцог Савойский, столь громко выражавший желание принять участие в крестовом походе Пьера I, что об этом знала вся Европа, так и не появился на Кипре. В рассказе Махеры речь об отправке на Кипр «большого войска» короля Франции и отряда герцога Савойского заходит только после взятия Александрии. Более того, едва герцог Савойский, король Франции, да и другие европейские правители прослышали от венецианцев о возможном заключении мира между Кипром и Египтом, мгновенно «у них пропало желание идти на помощь королю Кипра», как ни взывал к папе Урбану V и французскому королю Карлу V папский легат Петер Томас немедленно собрать силы для продолжения начатого крестового похода, главную цель которого он видел в отвоевании Иерусалима[204]. Единственными постоянными союзниками короля Кипра, разделявшими его чаяния и стремления, были госпитальеры Родоса. Их мы видим рядом с Пьером и в Александрии, и в Сирии. Западноевропейское купечество, особенно венецианцы, генуэзцы и каталонцы, прежде, по крайней мере, не препятствовавшие проведению крестового похода, стали выражать почти паническую озабоченность и беспокойство из-за прерванных торговых связей с Египтом. Филипп де Мезьер называет их «лживыми и жадными купцами (falsi et avari mercatores)»[205]. Венецианцы по собственной инициативе отправляют посольство в Каир с целью уладить свои дела в землях султана. Они предлагают себя в качестве посредников в переговорах о заключении мира между Египтом и Кипром и даже выражают готовность возместить королю Кипра его затраты на войну. Столь велика оказывается заинтересованность Венеции в сирийско-египетских рынках. После того как дипломатические усилия Адриатической республики оказались тщетными, после отказа султана вести какие-либо переговоры с посредниками и его требования прямых переговоров с королем Кипра Венеции оставалось одно: обратиться к папе с настоятельной просьбой повлиять на Пьера I и остудить его пыл крестоносца. Ведь все видели и знали, что король готовит новую экспедицию в земли султана. Не отставали от венецианцев в своих просьбах к папе и генуэзцы. Кроме того, и кипрское купечество, особенно купечество Фамагусты, которое традиционно имело торговые интересы в Сирии, не выражало особой радости по поводу королевских побед. Однако со своими подданными королю, видимо, было не так сложно справиться. Всем киприотам был дан строгий королевский приказ вернуться из Сирии на Кипр. Следовательно, даже во время военных действий в Египте и сразу после взятия Александрии часть кипрского купечества продолжала находиться в Сирии и как ни в чем ни бывало вести торговлю на рынках мамлюков. Кроме купцов, в сирийско-палестинских землях традиционно находились христиане, как православные, так и католики, также предпочитавшие жить в мире с властями Египта, также пострадавшие из-за военных действий Пьера I и также выражавшими недовольство их продолжением. Так например, захват Александрии повлек за собой арест и гибель в тюрьме Дамаска 16 братьев францисканцев. Одновременно францисканцы выражают озабоченность по поводу своих владений в Святой Земле, а именно: монастыря на Горе Сион, монастыря св. Гроба в Иерусалиме, монастырей в Вифлееме и Бейруте. Лишь в 1369 г., уже после смерти Пьера I, ситуация стабилизируется, и францисканцы сообщают о покупке дома на Горе Сион за 1750 серебряных драхм[206].
