– Девять медяков! – внезапно предложил торговец. Он был в отчаянии. Я готов был побиться об заклад, что в этот день он ничего не продал.
– Я сказал тебе, мне никак не отвезти его домой! – сделал я ответный выпад. Я натянул капюшон и посмотрел на небо. – Буря уже пришла, – заявил я, когда сверху посыпались крупные мокрые хлопья. Погода будет отвратительная. Слишком тепло, чтобы замерзло, и слишком холодно, чтобы растаяло. При дневном свете улицы будут сверкать ото льда. Я повернулся, чтобы уйти.
– Тогда дай мне эти проклятые шесть медяков, – безнадежно взревел торговец. Я медленно вытряс монеты из кошелька и стал вертеть их в руках.
– А ты довезешь его туда, где я живу? – спросил я, когда человек выхватил у меня деньги.
– Неси его сам, парень. Ты меня разорил, и прекрасно знаешь это.
С этими словами он схватил клетку с голубями и горлицами и погрузил ее в тележку. За ней последовала клетка ворона. Он не обратил внимания на мои сердитые протесты, влез на сиденье и натянул вожжи. Старая кляча потащила скрипящую тележку в сгущающиеся снежные сумерки.
– И что мне теперь с тобой делать? – спросил я волка.
Выпусти меня. Освободи меня.
Не могу. Небезопасно. Если бы я отпустил волка посреди города, он никогда бы не добрался живым до леса. Здесь было слишком много собак, которые бы сбились в стаю, чтобы загнать его, и слишком много людей, которые могли бы застрелить его, польстившись на шкуру. Или просто потому, что он волк. Я нагнулся к клетке, намереваясь приподнять ее и посмотреть, насколько она тяжелая. Он бросился на меня, оскалив зубы.
Назад! Я мгновенно пришел в ярость. Это было заразно.
Я убью тебя. Ты такой же, как он. Человек. Ты будешь держать меня в этой клетке, да? Я убью тебя. Я вспорю тебе живот и буду играть с твоими кишками.
Назад, я сказал! Я толкнул его, сильно, и он снова сжался. Он скалил зубы и скулил, обескураженный тем, что я сделал, но отскочил в угол клетки. Я схватил клетку и поднял ее. Она была тяжелой и, оттого что волчонок метался по полу, легче не становилась. Но я мог нести ее. Не очень далеко и недолго. Но если делать это с остановками, я смогу вынести его из города. Взрослым он, наверное, весил бы столько же, сколько я. Но сейчас это был тощий щенок. Моложе, чем мне сперва показалось.
Я поднял клетку и прижал ее к груди. Если бы он бросился на меня сейчас, то мог бы причинить какой-нибудь вред, но волчонок только скулил и жался в угол. Из-за этого клетку было очень трудно нести.
Как он поймал тебя?
Я тебя ненавижу.
Как он поймал тебя?
Он вспомнил логово и двух братьев. Мать, которая приносила ему рыбу. И кровь и дым, когда его братья и мать превратились в зловонные шкуры для человека в сапогах. Его вытащили последним и швырнули в клетку, которая пахла хорьками. Он питался одной падалью. И жил ненавистью. Ненависть. Вот на чем он вырос.
Ты родился поздно, раз твоя мать кормила тебя нерестящейся рыбой.
Он рассердился на меня.
Все дороги шли в гору, а снег сделался липким. Мои изношенные сапоги скользили по обледеневшей булыжной мостовой, плечи болели от неудобной ноши. Я боялся, что начну дрожать. Мне приходилось часто останавливаться, чтобы отдохнуть. Я твердо решил не думать о том, что делаю. Я сказал себе, что не буду связан с этим волком или каким-нибудь другим существом. Я обещал себе. Я просто откормлю этого щенка, а потом отпущу его где-нибудь. Баррич никогда ничего не узнает. Мне не придется снова вызвать его отвращение. Я поднял клетку. Кто бы мог подумать, что такой паршивый щенок окажется таким тяжелым.
Не паршивый! – Негодующе. Блохи. Клетка полна блох.
Значит, я не вообразил себе этот зуд на груди. Прелестно! Мне придется снова мыться сегодня, если я не хочу делить постель с блохами до конца зимы.
Я дошел до Баккипа. Начиная с этого места дома встречались редко, а дорога круто шла вверх. Очень круто. Снова я опустил клетку на заснеженную землю. Щенок сжался в ней, маленький и несчастный теперь, когда его оставила ненависть, поддерживающая его. Он был голоден. Я принял решение.
Я собираюсь вытащить тебя. Я собираюсь нести тебя.
Никакого ответа. Он внимательно смотрел на меня, пока я возился с замком и открывал дверь. Я думал, что он проскочит мимо меня и исчезнет в темноте. Вместо этого он, сжавшись, сидел на своем месте. Я протянул руку в клетку и схватил волчонка за шкурку, чтобы вытащить. Он прыгнул, как молния, и в ту же секунду оказался на мне, упираясь лапами в мою грудь. Пасть его была раскрыта. Он метил в горло. Я поднял руку как раз вовремя, чтобы пихнуть ее ему в рот. Я продолжал держать его за шиворот, и с силой пихал руку ему в пасть – глубже, чем ему бы хотелось. Его задние ноги рвали мой живот, но камзол был достаточно плотным, чтобы ему не удалось поранить меня. Через мгновение мы покатились по снегу, щелкая зубами и рыча, как дикие твари. Но у меня было преимущество веса и многолетний опыт возни с собаками. Я повалил его на спину и держал так, беспомощного, пока он мотал головой и называл меня отвратительными именами, для которых нет слов в человеческом языке. Когда он окончательно изнемог, я нагнулся над ним. Я схватил его за горло, склонился ниже и взглянул ему в глаза. Это был физический приказ, который он понял. Я добавил к этому: Я волк. Ты щенок. Ты будешь подчиняться мне.
Я держал его, глядя ему в глаза. Он быстро отвел взгляд, но я не отпускал его до тех пор, пока он снова не посмотрел на меня и я не увидел в нем перемены. Я отпустил его, встал и отошел в сторону. Он лежал неподвижно.
Встань. Подойди сюда. Он перевернулся и двинулся ко мне – брюхо почти у самой земли, хвост поджат. Подойдя ближе, он упал на бок и повернулся животом вверх. Он тихо скулил.
Через мгновение я смягчился.
Все в порядке. Нам просто надо было понять друг друга. Я не хотел причинять тебе боль. Теперь пойдем со мной. Я протянул руку, чтобы почесать ему грудь, но, когда я дотронулся до него, он взвизгнул. Я ощутил красную вспышку его боли.
Что у тебя болит?
Я увидел обитую медью дубину человека с клетками.
Все.
Я старался быть очень осторожным, ощупывая его. Старые струпья, шишки на ребрах. Я встал и кровожадно пнул клетку ногой, отбрасывая ее в сторону. Он подошел и прижался к моим коленям. Голоден. Замерз. Так устал. Теперь его чувства снова вливались в мои, как кровь. Была ли это моя ярость или его собственная? Я решил, что это не имеет значения. Я осторожно поднял его и встал. Без клетки, крепко прижатый к моей груди, он весил гораздо меньше – только мех и длинные растущие кости. Я пожалел о том насилии, которое применил, но в то же время знал, что это единственный понятный ему язык.
– Я позабочусь о тебе, – я заставил себя сказать это вслух.
Тепло, подумал он благодарно, и я воспользовался моментом, чтобы натянуть на него мой плащ. Его ощущения сливались с моими. Я чувствовал свой запах в тысячу раз сильнее, чем мне хотелось бы. Лошади и собаки, и дым от горящего дерева, и пиво, и запах духов Пейшенс. Я сделал все, что мог, чтобы закрыться от его чувств. Я прижал его к себе и понес вверх по крутой дороге, к замку. Я знал один заброшенный дом. Когда-то там жил старик, разводивший свиней далеко за амбарами. Теперь дом пустовал. Он почти развалился и стоял слишком далеко от города. Но это соответствовало моим целям. Я оставлю его там с костями, чтобы грызть, с кашей, чтобы набирать вес, и с соломой, в которой он мог бы лежать. Неделя или две, может быть месяц, и он поправится и будет достаточно силен, чтобы самому заботиться о себе. Тогда я отведу его к западу от Баккипа и выпущу на свободу.
