Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 77
Кирилл перебирал эти вопросы, целиком сосредоточившись на Бальтазаре. И вдруг его осенило: младший брат, Андреас! Кирилл помнил о нем только то, что тот умер бездетным, и именно по причине бездетности не интересовался его судьбой, отбросил его, как ветвь, не принесшую плода.
Андреас! Влекомый предчувствием, Кирилл подошел к стене, где висел ватман с генеалогическим древом, провел пальцем по линиям со стрелочками: так, Томас Бенджамин, его жена Шарлотта, Бальтазар… Андреас. 1817–1837. Служил в Морском корпусе.
1837-й. Кирилл стал лихорадочно листать бумаги. Урятинский умер – Кирилл не мог все-таки сказать «убит» – осенью 1837-го, в конце ноября. Андреас – снова взгляд на генеалогическое древо – Андреас скончался в феврале 1837-го. Двадцати лет от роду.
Кирилл – так сыграло воображение – по невнимательности считал, что Андреас тот умер много позже, выйдя в отставку после Морского корпуса.
А выходило, что Андреас… погиб?
Младший брат, младший брат… Андреас. Хотел ли он ехать в Россию? Чем Бальтазар его соблазнил? Или его отправили – со своими целями – родственники? Второе вероятнее. Кирилл еще раз внимательно изучил генеалогическое древо. Священники. Врачи. Чиновники. Никого, кто бы имел хоть какое-то отношение к морю. Наверняка большинство из них моря даже не видели. Так почему же Андреас оказался в Морском корпусе? Протекция, какой-то выходец из Цербста посодействовал? Но почему просили именно об этой протекции?
И вдруг Кирилл понял. Никто не просил о протекции, все было ровно наоборот. Кто-то из немцев, членов Большой семьи, служивших в Морском корпусе, сам предложил взять туда Андреаса – ибо хотел постепенно выстроить свой родственно-национальный клан. Ему нужны были дети своих, ни с кем в России не связанные, те, кто впоследствии будет обязан ему карьерой. И Андреаса отдали ему, этому неизвестному благодетелю, приговорили к морю; мальчик, он еще ничего не решал сам. А Бальтазар просто сопровождал его в Россию, был попутчиком.
Пять лет учился в Корпусе. Приняли несмотря на то, что Андреас наверняка не знал русского языка. Значит, покровитель был весьма влиятелен. Кто он? Важно ли это?
Кирилл написал запрос во флотские архивы. И через месяц получил по электронной почте краткую выписку.
Андреас Швердт. Выпущен из Морского корпуса мичманом. Определен на военный транспорт, шлюп «Грозящий», отправляющийся в кругосветное плаванье. Из этого плаванья не вернулся. Погиб. Все.
Кирилл позвонил историку флота, которого ему порекомендовали.
– Кругосветка? Фактически сразу после выпуска из Корпуса? – спросил историк. – Странно. Вы не представляете, как сложно было попасть на любой корабль, уходящий в кругосветное плаванье. На самый распоследний несчастный баркас.
– Почему? – Кирилл слишком мало знал о флоте и никогда не задумывался, как, собственно, комплектовались экипажи для такого рода экспедиций; ему казалось, что в них просто отправляли штатный состав офицеров и матросов, разбавленный учеными и дипломатами.
– Милостивый государь, – сказал его собеседник с иронией, указывая на вопиющую неграмотность Кирилла, впрочем простительную для «историка вообще», не имеющего узкой специализации, – участие в кругосветке было важнейшим фактором карьерного роста. За него просто дрались, поверьте. Адмиралы всеми силами проталкивали своих протеже. Обошел вокруг шарика, – Кирилл почему-то не ожидал слова «шарик» из уст собеседника, – и положен чин вне очереди. Идет ускоренный подсчет выслуги лет для представления к орденам и начисления пенсии. Как будто на машине времени прокатился. Некоторые офицеры за пару-тройку кругосветок такую карьерную лестницу одолевали, какую иные в пятнадцать-двадцать лет не могли осилить.
– Спасибо, – искренне сказал Кирилл. – Спасибо.
– А почему вы интересуетесь это темой, коллега? – спросил Моряк. Кирилл знал, что его собеседник – капитан второго ранга в отставке, боевой офицер, служил на крейсерах, и бессознательно выбрал ему такое имя. – Вы же, кажется, занимаетесь двадцатым веком? Я читал вашу работу по Карибскому кризису. Ну, с нашей, военно-морской, так сказать, точки зрения, там же флот глубоко задействован был…
Кирилл изначально не думал посвящать Моряка в детали своего исследования, да и судьба Андреаса представлялась ему вторичной по сравнению с Бальтазаром. Но сейчас его охватил азарт; он чувствовал, что откроется какая-то важная деталь.
– Я пишу книгу об одном немецком семействе, – сказал Кирилл. – Меня интересует мичман Андреас Швердт, шлюп «Грозящий». Он погиб на Маркизовых островах. В смысле Андреас, а не шлюп, – вдруг сбился, пустился в объяснения Кирилл.
– Знаменитый случай, – сказал Моряк. – Ну, для нас, для флотских. Но не описанный.
– Не расскажете? – спросил Кирилл, уже зная, что ответит Моряк.
– С удовольствием, с удовольствием, коллега, – казалось, Моряк сейчас попросит подождать, пока он раскурит трубку, и Кирилл услышит в телефоне стук деревянной ноги по паркету или потешное занудство говорящего попугая.
– Редчайший случай был. Мы все-таки не англичане, не французы, они в тех краях гораздо больше плавали, – начал Моряк. – У них такое случалось, и не раз. Но в Российском императорском флоте случай экстра-орди-нар-ный. Экстра-орди-нар-ный! – Моряк произнес это слово и назидательно, и восторженно. – Первый и единственный. Чтобы офицер Российского императорского флота…
– Что с ним произошло? – спросил Кирилл, которого начала раздражать манера собеседника повторяться и целиком произносить название флота.
– Его съели, – ответил Моряк. – Его съели.
Кирилл вздрогнул, словно Моряк говорил сейчас о ком-то родном ему, близком, а не о неведомом, чужом Андреасе. Жуткое слово «съели», пахнущее трупной гарью, окатывающее холодом ленинградской блокады, скребущим под лавкой смертным голодом тридцатых; съели – и где душа, есть ли она на том свете, ждет ли ее воскрешение?
В голове почему-то родился образ маленького корабля, искалеченного штормом, носимого ветрами по просторам Тихого океана. Припасы закончились, нет воды, и люди-мумии, ворочаясь, ползают по палубе, точат друг на друга ножи; не матросы, не офицеры – те, кто выживут, и те, кто нет…
– Понимаю. Впечатляет, – тихо сказал Моряк. – Понимаю. Государь император, прочитав рапорт командира корабля, повелел сие дело огласке не предавать, дабы не допустить никоим образом урона чести моряцкой, – он, кажется, цитировал резолюцию монарха. – Бумаги убрали в архив, команду распределили по другим судам.
Свои, точно, свои сожрали, подумал Кирилл, и ужас заполнил его сердце. Андреас, Андреас, барашек жертвенный, мальчик милый, посланный на смерть властолюбивой родней! Это родня тебя съела, как жрет свинья своих поросят; как он ненавидел в тот миг тесные узы родства, отданность детей в руки отцов!
– Дикари, – сказал Моряк.
– Дикари, – тихо, эхом ответил Кирилл, думая о своем.
– Нет, вы не поняли, – сказал Моряк, уловив его состояние. – Настоящие дикари. Каннибалы. Местное племя. Туземцы.
Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 77
