Гоби резко села. Все, что только что объединяло нас, не просто разбилось — разлетелось на миллионы маленьких острых осколков. Она пожала плечами и замерла.
Она снова наклонилась вперед, я обнял ее. С минуту мы стояли обнявшись напротив бара, и когда я почувствовал, что ноги у нее подкашиваются, я прислонил ее спиной к нижним ступенькам. Парочка молодых людей вышла из дверей; они посмотрели на нас, но ничего не сказали.
Через несколько секунд Гоби подняла голову. Ее взгляд был мутным, но уже начал проясняться.
Я кивнул.
— Я здесь.
— Мы должны идти, — сказала она. — Нам нужно… поймать машину.
— Нет, надо ехать.
Она даже не смотрела на меня.
— Надо покончить со всем этим.
23
Если бы вам пришлось оглянуться назад, на ваши школьные годы в последних классах, какой совет вы бы дали начинающему учебу старшекласснику?
Симмонс
Через полчаса мы ехали вниз по восточной Восемьдесят пятой улице в украденном «BMW». Украсть машину было идеей Гоби. Это заняло у нее не больше двух минут — отключить сигнализацию и противоугонную систему, соединить провода и с помощью отвертки, найденной в багажнике, завести машину. Кем бы ни был владелец машины, у него был ужасный музыкальный вкус. И теперь из динамиков звучали серенады Майкла Бубле. Он изо всех сил пытался взбодрить нас, но это не работало.
— Мы в Верхнем Ист Сайде, — сказал я.
— Остановись-ка здесь.
Я остановился напротив пожарного гидранта и вытащил отвертку, вставленную в зажигание, дав двигателю заглохнуть. Мы вышли из машины посреди тихой улицы и начали разглядывать ряды загородных домов из коричневого кирпича по обе стороны от нас.
— Так, вот этот. — Она указала на большое четырехэтажное здание. — Нам туда.
Я колебался. У этого четырехэтажного здания были высокие круглые окна и черные двойные двери, дополненные ажурными металлическими решетками, которые, похоже, могли защитить даже от реактивного снаряда, запусти его кто-нибудь в дом. Это был не дом, а крепость, в которой жил кто-то очень опасный и очень богатый, притворяющийся цивилизованным гражданином. Стены дома были увиты плющом, разросшимся и густым, он несколько смягчал суровый вид строения. Но в то же время дом выглядел словно больным какой-то разновидностью архитектурной гангрены.
В свете уличного фонаря я увидел, как Гоби заряжает пистолет и прячет его под платьем. Она нагнулась и вытащила из-за голенища сапога бритву, проверила лезвие и спрятала его назад.
— Идем, — сказала она. — Пришло время поработать.
— Не-а.
— В смысле?
— Не собираюсь помогать тебе еще кого-то убивать. Этого больше не будет. Я выхожу из игры.
— А с чего это ты решил, что у тебя есть выбор?
— Знаешь что? Я тебе скажу, потому что мы только что целовались там на улице и в глубине души я теперь знаю, что ты не сможешь на самом деле взорвать мой дом или убить мою сестру. Я просто в это не верю. Да и к тому же, возможно, она уже ушла из дома, так что если хочешь пойти туда и пристрелить кого-нибудь — отлично, но тебе придется сделать это без меня.
Гоби помолчала, вроде бы обдумывая мои слова.
— А что ты хочешь услышать в ответ, Перри? Хочешь, чтобы я сказала тебе, что те, кого я сегодня убиваю, плохие люди? Это правда. Они очень плохие люди и они заслужили того, чтобы умереть, — каждый из них.
— Никто не заслуживает того, чтобы умереть.
— Да что ты говоришь?
— Ладно, я хочу сказать, возможно, такие как Гитлер или Пол Пот… Ну, диктаторы, тираны, африканские военачальники, морившие людей голодом… Но тот старик в баре, он не был злым человеком.
— А ты откуда знаешь? Ты так решил только потому, что он выпивал вместе с Хемингуэем?
— Да я просто знаю.
Внезапно в конце улицы появилась машина; она медленно приближалась. Мы оба замерли и уставились на нее; машина проехала мимо.
— Здесь стоять просто так небезопасно.
— А там внутри что, безопаснее?
— Безопаснее быть рядом со мной.
— Забудь, — сказал я. — Я никуда не пойду.
— Значит, ты поступишь очень глупо, и ты просто идиот.
— Послушай, у меня двести двадцать баллов по результатам теста SAT, — сказал я. — Ты считаешь, это бал идиота?
— Ты идиот, потому что не понимаешь, когда кто-то заботится о тебе, когда ты кому-то не безразличен.
— В каком смысле?
Она посмотрела на меня.
— А сам ты как думаешь?
Позади нас послышались шаги и раздались голоса. Говорили двое. Тихим уверенным шепотом. Они говорили, как люди, привыкшие скрываться и говорить так, чтобы оставаться незамеченными. Гоби схватила меня за руку и дернула, чтобы спрятаться в тени.
Через секунду я выглянул из-за угла. По улице шли двое, они направлялись к «нашему» «BMW». Один был в одежде цвета хаки, другой — в старом кожаном пальто, и мне не нужно было сильно приглядываться — я и так знал, что под глазом у него татуировка в виде слезы.
— Вот дерьмо, — прошептал я, — это же те отморозки, которые были на концерте! Что же нам делать?
Не дожидаясь меня, Гоби схватила меня за руку и потянула к крыльцу кирпичного дома, продолжая держаться в тени. Она тихо постучала в дверь. Через несколько секунд я услышал, как замок в двери поворачивается. Дверь открылась. Очень высокая женщина с пятидюймовыми ресницами, в роскошном вечернем платье стояла в дверях с бокалом мартини в руке. Под действием алкоголя она улыбалась во весь рот.
— Доб-рый ве-чер, — пропела она.
— Добрый вечер, — сказала Гоби, — надеюсь, мы не слишком опоздали на вечеринку?
— Не смеши меня, дорогуша, — захихикала хозяйка дома, взбивая длинные светлые волосы. — Вы пришли даже рановато.
Я посмотрел через ее плечо и увидел кучу людей, все они танцевали, выпивали, их лица были едва видны в приглушенном свете.
— Заходите.
Хозяйка дома тут же исчезла, пустив нас внутрь. Воздух был пропитан сигаретным дымом, парфюмом и запахом алкоголя. Мы с Гоби прошли через мраморный холл с высоким потолком и хрустальными люстрами. На стенах висели картины, написанные маслом; вдоль стен стояли стеклянные скульптуры. Мы прошли через несколько дверей и попали в обставленную гостиную, а потом в роскошную столовую. Все помещения были заполнены людьми; звучал городской хип-хоп; все перекрикивали друг друга. Из одного утла комнаты донесся женский визг и смех, в то время как мужской голос произнес:
