— Ласло Сабо, к вашим услугам.
Министр выглядел где-то на тридцать пять, но, возможно, и лет на десять старше. Невысокого роста, очень мускулистый, с короткой стрижкой. Он с жаром приветствовал Танкреда.
— Я Ладисло Каролаи. Это честь — встретить столь выдающегося человека, как вы. Я не читал вашей отличной книги, мистер Танкред, но мне сказали, что это столь же великий роман, как «Quo Vadis?»[9].
— Благодарю вас, — отозвался Танкред. — Но, боюсь, я не в одной лиге с мистером Сенкевичем.
— Лиге? О… это ваш американский бейсбол, не так ли? Я видел, как играют в эту игру. Я был военнопленным в Германии. — Министр воздел руки. — Здесь нет никакой обиды, мистер Танкред. Я был офицером венгерской армии, которая служила Гитлеру. Мы сдались, и нас содержали как военнопленных. Так и следовало. Это еще не большое наказание — расплата за помощь такому человеку, как этот австрияк-обойщик. — Он внезапно глянул на оксфордца: — Мой хороший друг Сабо провел всю войну в Англии.
— Я был там, когда все это разразилось, — продолжил Сабо, как бы зондируя почву. — Бриты не позволили мне вернуться в Венгрию. И я могу сказать, что Лондон во время блицкрига — это вам не пикник.
— А я что, утверждаю, обратное? — спросил министр, оскалив крепкие белые зубы. Затем резко переключился на Танкреда: — Есть что-нибудь такое, что мое правительство могло бы сделать для вас? Может, вы нуждаетесь в каких-то разрешениях?
— Нет, насколько могу судить. Если только не понадобится разрешения на выезд.
— Выезд? Разве вы не планируете немного побыть у нас?
— Не более чем еще день или два.
— Вы точно знаете, где копать?
— Копать? С чего бы мне вдруг захотелось копать?
Министр бросил быстрый взгляд на Ласло.
— Разве вы не прибыли в Венгрию для поиска сокровища, закопанного основателем нашего великого государства?
Танкред изобразил смущение:
— Я приехал в Венгрию, чтобы попытаться организовать публикацию моего романа «Привет, Цезарь!».
Министр снисходительно улыбнулся:
— Конечно, именно эту причину вы указали, когда обратились за разрешением на въезд.
— Но это и есть единственная причина моего посещения Венгрии.
На короткий миг лицо министра недовольно сморщилось. Затем столь же быстро прояснилось.
— Очень хорошо, сэр, мы, пожалуй, опубликуем вашу книгу. Этим и ограничится ваш бизнес в Венгрии? Или вы… вы намереваетесь, скажем, попутешествовать… как турист?
— Нет, в тот же самый момент, как дела, связанные с организацией публикации, будут сделаны…
— Мы возьмем их на себя — все просто.
Танкред зорко глянул на него. Министр улыбнулся:
— Наше государство публикует иностранных авторов. Я представитель государства и заявляю вам, что мы намерены опубликовать вашу книгу…
— Но мы же не обсудили условия.
— Условия? Какие еще условия?
— Денежную сумму, которую мне выплатят.
— А, понимаю! Вы желаете… э… вести переговоры. Но, мой дорогой мистер Танкред, здесь не о чем торговаться. Все авторы в Венгрии оплачиваются на один манер. Вы получите шесть процентов валового дохода от продажи вашей книги. Расчеты будут производиться ежегодно, и деньги станут перечислять на ваш счет в Банк Венгрии. Вы можете снимать их всякий раз, когда окажетесь снова в Венгрии.
— А вывезти их я не смогу?
Министр выразительно развел руками:
— Доведись мне посетить вашу страну, мистер Танкред, мое правительство — а я в нем министр — разрешит мне вывезти с собой венгерской валюты на эквивалент, равный сотне долларов. В Венгрии эти деньги ваши, мистер Танкред. Вы можете тратить их как вам заблагорассудится. В Венгрии.
— Вижу. Тогда, выходит, я зря потратил время, прибыв сюда.
— Не совсем так. — Министр достал лист бумаги. — У меня вот здесь заключение по вашей книге. В нем говорится, что это превосходная работа, что в ней нет никакой политики, ничего антивенгерской направленности и что, как прекрасное добавление к нашей национальной литературе, роман можно только приветствовать. Издательский комитет принимает книгу к публикации.
— Тогда мне будет разрешено покинуть Венгрию уже завтра?
— Если вы так желаете, конечно. Но не хотели ли бы вы остаться ненадолго и посетить некоторые наши памятные места? Замки вдоль Дуная? Возможно, одну из наших больших скотоводческих ферм — ранчо, так, мне кажется, их у вас называют? — Он прямо-таки излучал сияние. — Вы могли бы получить истинное наслаждение, понаблюдав за действиями наших… э… ковбоев. На этих больших ранчо они выполняют такую же работу, какой занимались наши предки еще за несколько веков до открытия Колумбом Америки.
— Не сомневаюсь, что такой визит доставил бы мне огромное удовольствие, но у меня довольно плотный график. Боюсь, я непременно должен буду отбыть из Венгрии завтра.
— Ваше посольство, я уверен, сможет оказать вам содействие. Сдается мне, что это был мистер Петерс — джентльмен, с которым вы вместе завтракали утром?
Им уже и об этом было доложено.
Министр резко поднялся на ноги:
— Встреча с вами — одно удовольствие, мистер Танкред. Надеюсь, что вы вскоре посетите нас снова. — И он протянул ему мускулистую руку.
Венгр, говорящий на английском с оксфордским произношением, также обменялся с ним рукопожатиями.
— Не желаете ли, чтобы вас отвезли обратно в отель, сэр? — поинтересовался он.
— Я бы хотел прогуляться пешком, если не возражаете…
— С чего бы нам возражать?
Танкред премило улыбнулся. Он покинул министерство без сопровождения, но не прошел и квартала, как, глянув через плечо, увидел следующего за ним мужчину в котелке.
Горничная, работающая на этаже, где находился номер Танкреда, увидев его, захихикала. Таким образом он оказался предупрежденным, когда, приблизившись к двери номера, нашел ее отпертой.
Гелена Райзингер сидела в номере. Когда он вошел, она встала со стула и поднесла палец к губам. Затем направилась к Танкреду.
— Мы должны говорить шепотом, — тихо произнесла она, когда их лица оказались на расстоянии нескольких дюймов друг от друга.
Танкред заключил ее в объятия. На мгновение она напряглась, затем, отвечая на его порыв, расслабилась. Ее губы на миг разомкнулись, когда он с жаром поцеловал ее.
Затем Гелена начала высвобождаться из его рук.
— Пожалуйста, у нас не так много времени, — прошептала она.
Взяв ее за руку, он направился к кровати, но она принялась упираться:
