Милях в сорока (то есть в шестидесяти километрах) от Норича стоит Собор Св. Марии в Или, украшенный листьями, интерьер которого – один из красивейших в Англии. Во время Реформации многие изображения Девы Марии на колоннах были сбиты или обезглавлены, однако Зеленые люди и их листва, символизирующая грех, остались нетронутыми. На его сводчатом потолке сохранилось внушительное собрание поистине дьявольских глумливых лиц (в том числе – уникальная маска лисицы, украшенная листьями), а на одной из колонн – голова, больше похожая на деревенского дурачка, чем на Нечистого. Высунутый язык переходит в стебель, который вьется по стене часовни, в изобилии пуская листья, почки, плоды и усики. Складывается впечатление, что воображение резчиков следовало за ростом побега – перефразируя известное высказывание Пауля Клее о рисовании, можно сказать, что они «вывели растение на прогулку». Скромная табличка на стене гласит: «Многое в этом здании было разрушено, что напоминает нам о бренности нашего мира». Однако же богатая резьба, напротив, прославляет нетленную взаимосвязь всего живого. Рядом с часовней все покрыто реалистичными резными листьями и цветами – узнаешь не только дуб, но и клен, землянику, лютики, боярышник, и все это сходится к гирляндам, которые поднимаются к дубовым нервюрам вокруг восьмиугольной световой башни.
* * *
Параллели между готической архитектурой и структурой крон и стволов вполне очевидны – и они заинтересовали Джона Рескина, исследователя архитектуры и искусства, жившего в XIX веке. Отношение к листве у него было противоречивое. Ему претила идея фотосинтеза – получается, мы относимся к листьям, по его словам, как к «газовым счетчикам»; на первый взгляд представляется, что это вполне согласуется с его отвращением к идее, что структура цветка служит скорее удобству насекомых, чем эстетическому чувству людей. Законодатель викторианских вкусов считал красоту природы благословлением Божиим: имеющий глаза да увидит. Однако в части V труда Рескина “Modern Painters” («Современные художники») «О красоте листа» содержатся примечательные пассажи о росте листвы, посвященные нуждам самого растения, которое растет и распускает листья. Рескин отмечает, что листья в розетке – «звезде» – на конце дубовой веточки никогда не бывают симметричными и одного размера. «Природа не терпит, чтобы две половины одного листа были одинаковыми. Она стремится, чтобы одна половина росла быстрее другой – то ли дает ей больше воздуха и света, то одним лишь тем, что при дожде влага всегда накапливается на нижней кромке листа, а верхняя сохнет быстрее». Затем, в разделе под названием «Закон эластичности», Рескин продолжает:
Листья, как мы вскоре убедимся, питают растение. Их собственные законы расположения на ветви не должны мешать главной задаче – поискам пищи. Где много солнца и воздуха, туда и должен тянуться лист, даже если порядок при этом нарушается. Поэтому в любом скоплении первейшая забота молодых листьев примерно такая же, как и молодых пчел: не мешать друг другу, и каждый из них предоставляет своим соседям как можно больше простора и свежего воздуха и сам обретает относительную свободу… Однако каждая ветка неизбежно столкнется или пересечется с другими и так или иначе будет вынуждена делиться с ними всем необходимым – тенью, солнцем или дождем. Поэтому каждое скопление листьев по отдельности напоминает небольшую семью – они представляют собой единое целое, однако обязаны добывать себе пропитание и поэтому несут вахты, делают друг другу уступки и иногда посягают и на права других членов семьи[49].
Этот всплеск арбороцентризма у Рескина меня очень вдохновил, и я снова отправился к дубу в своем саду и попытался взглянуть на него по-новому – как на компромисс между геометрическим порядком и реалиями соседской жизни. Хотя моему дубу всего сто лет, он уже носит явные следы житейского опыта. Я вижу, что первый крупный сук, который тянется к югу, растет так, чтобы уравновесить остальные сучья на северной стороне, где расположена пашня и сучья приходится постоянно подрезать. Ветвь на следующем уровне тянется на восток на пятнадцать метров и колеблется, словно волна с небольшой амплитудой, над остатками живой изгороди, а потом, окончательно отделившись от кроны родного дерева, резко изгибается вертикально: у нее явно появились честолюбивые планы образовать второй ствол. На дереве нет ни одной прямой ветки. Они отклонялись в стороны из-за разных напастей в прошлом – тяжелых сосулек, нашествий вредителей, а также из-за необъяснимого и непреодолимого стремления к странствиям. Мне повсюду видны резкие изгибы и повороты, а в бинокль я могу различить следы надломов и шрамы на тех местах, где ветки сломались на ветру и им приходилось менять направление роста. Я пытаюсь проследить какую-нибудь одну ветвь, представляю себе, что это трехмерный график, на котором отмечено, как ветка приспосабливается к распределению тени от соседок и как она маневрирует в поисках участков света и неподвижного воздуха. В первые метр-полтора она превращается в деревянный штопор – «посягает на права других членов семьи». Она выгибается, чтобы перевалить через нижнюю ветку, а та, в свою очередь, хочет уклониться от непрошеной гостьи, заслоняющей солнце. Там, где они сходятся ближе всего, налицо попытки радикально разойтись – крутые перегибы, отмирание концов ветвей и пучки побегов-противовесов. И все это происходит в объеме меньше кубометра – яркая иллюстрация изменчивой натуры всего рода дубовых.
Легенды и мифы о культивировании растений
Едва зародилось сельское хозяйство (в основном за счет леса), едва оно стало прелюдией к возникновению первых городов, как появились новые загадки, связанные с растениями. Почему деревья, которые при расчистке пахотных земель вырубают и гонят прочь, словно вражеские войска, так упорно вырастают снова? Как происходит чудесное превращение полевой травы в съедобный овощ? Почему одни растения убивают, а другие лечат? Период между началом неолитического земледелия и достижениями доказательной науки XVIII века богат мифами и легендами, цель которых – дать ответ на эти загадки. С нашей, современной, точки зрения все это «неправда», зато на их примере видно, какие интересные и удивительные объяснения находило донаучное воображение жизни и свойствам растений, и как оно вписывало их в свои представления о мироздании.
С точки зрения растения культивирование – палка о двух концах. Обычно это означает сильнейшее расширение диапазона форм, в которых вид способен существовать, поскольку люди их отбирают и скрещивают, добиваясь желательных для них свойств. Цвет, вкус, плотность, красота – все это отбирается из широчайшей палитры генома того или иного вида. Возьмем предельный случай – садовую яблоню: существует около 20 000 различных сортов, и все они, как полагают, выведены из одного первоначального вида. Однако эти отборные сорта зачастую достаются дорогой ценой. В погоне за урожайностью можно утратить сопротивляемость болезням. Пышность цветка зачастую означает отсутствие запаха, а следовательно, и опылителей, как случается со многими сортами роз. Редко бывает, чтобы список качеств растения, ценимых людьми, сосуществовал с теми чертами, которые нужны растению для выживания в дикой природе без посторонней помощи. Большинство из миллионов современных культурных растений вымерли бы за одно поколение, исчезни с планеты люди.
